Книга Сезон долгов - Елена Хорватова

– Павел, ты говорил, что у тебя сохранилось письмо из тех, что были подкинуты Анастасии Павловне незадолго до убийства ее мужа. А у меня есть письмо написанное рукой ее деверя Ксенофонта Покотилова и присланное ей на каторгу. Я хотел бы провести экспертизу на установление идентичности почерка.

– Вечно ты меня, брат, во что-нибудь этакое втравишь! Только-только после твоей красавицы Муры раны залечили, так на тебе – мадам Покотилова с каторги в Москву пожаловала и сразу же к тебе под крыло. Конечно, другого такого дурака, как наш Дмитрий Степанович, поискать! Прямо Ивангое какой-то, хлебом не корми, лишь бы прекрасных дам из беды выручать...

Колычев понял, что Павел сравнивает его с героем Вальтера Скотта, благородным рыцарем Айвенго, которого переводчики дешевых изданий как только не ухитрялись обзывать. Но Дмитрию было не до литературных ассоциаций.

– Так ты мне отказываешь, Павел? – спросил он.

Антипов помолчал и горько вздохнул.

– Тебе попробуй откажи! Ты уж если на шею усядешься, так с живого не слезешь, – продолжал он ворчать, впрочем довольно беззлобно. – Ладно. Давай сделаем так – я сам по-тихому отдам оба письма нашим экспертам, и если дело выгорит и в подметном письме выявится рука Покотилова-младшего, тут уж мы его прижмем. Будет повод прихватить голубчика за лжесвидетельство и фабрикацию улик, а там, глядишь, он от ужаса и еще в каких-нибудь грехах повинится. А уж каким образом мы эту канитель раскрутили – неважно, победителей не судят.

– Неужели ты рискнешь подключиться к делу? Смотри, Павел, в этом есть риск, и я тебя не неволю...

– Ладно тебе, не стращай, я не красная девица! Да и мадам Покотилову, честно признаться, жалею. Мы, сыскные агенты, чай, не звери какие, тоже сочувствие к людям имеем.

– Ну что ж, спасибо тебе, – поблагодарил его Дмитрий, понимая, что уже пора прощаться, чтобы не нарушить планы Павла. – Письмо Ксенофонта я оставляю и задерживать тебя больше не буду, а то предмет твоего обожания слишком уж заждется. Позволь только сделаю один короткий звонок по твоему телефонному аппарату и уберусь восвояси.

– Вот за что я тебя, Митя, люблю, так это за деликатность! – сказал Антипов, завязывая галстук. – Мне портной новый сюртук прислал. Посмотри, как сидит.

– Хорош, ничего не скажешь, хорош, – одобрил обнову Колычев, чтобы не обижать приятеля.

– Кто хорош – я или сюртук? – переспросил Антипов, любуясь на себя в зеркале.

– И сюртук хорош, и ты у нас просто красавец. Только сетку с головы сними, – усмехнулся Дмитрий и подошел к одной из немногих роскошных вещей в квартире сыскного агента – полированному ящику настенного телефонного аппарата фирмы «Эриксон и К0». Сняв с бокового крючка телефонную трубку на витом шнуре и тронув рычажок, он попросил барышню дать ему номер конторы на Пречистенском бульваре.

– Адвокатская контора «Князь Рахманов и Колычев», – отозвался усталый голос секретаря Леночки. – Добрый вечер. Чем могу служить?

– Леночка, Володя с задания вернулся? – спросил Дмитрий.

– Да, Дмитрий Степанович. Отчет для вас пишет и говорит, что скоро закончит.

– Прекрасно. Подвезите отчет ко мне в Третий Зачатьевский и можете быть свободны. Только передайте Володе, что я не в службу, а в дружбу прошу его вас проводить – сначала ко мне на Остоженку с отчетом, а после – до дома. Дело уже к ночи, молодой девушке не годится одной путешествовать по темной Москве. Так и скажите, что я распорядился.

– Какой вы смешной, Дмитрий Степанович, – хихикнула Леночка. – Володя и сам не откажется...

Колычев едва успел повесить трубку на рычаг, как телефон издал неприятную пронзительную трель.

– Митя, трубку сними, – попросил Антипов, брызгавший в этот момент на себя одеколоном из хрустального флакона с резиновой грушей пульверизатора.

– Квартира Антипова, – отозвался Колычев в нижний раструб телефонной трубки. – Слушаю вас.

– Сыскное отделение, дежурный Трофименко. Будьте ласковы, передайте Павлу Мефодьевичу – в Варсонофьевском переулке убийство женщины. Треба, шоб Павел Мефодьевич зараз туды прибылы.

–Подождите, я передам ему трубку, – перебил дежурного Колычев и позвал Антипова: – Павел, убийство женщины, тебя просят к аппарату.

– Ах, чтоб его, – вздохнул Антипов, выхватывая у Дмитрия трубку, – вот тебе и сходил на свидание. Уйди, Митя, с моих глаз! Одни только беды приносишь!

Глава 16

Вернувшись домой, Колычев нашел на своем столе отчет Володи о финансовых делах Ксенофонта Покотилова. Из бумаг следовало, что до смерти брата Никиты состояние Ксенофонта было отнюдь не в блестящем состоянии – большие долги, собственная фирма на грани разорения, бесконечные карточные проигрыши... Так что, денежный интерес в получении богатого наследства у него явно был. Кроме того, он, войдя в права наследования, сразу же продал головную фабрику Никиты Покотилова конкурентам брата, объясняя, что ему самому с таким сложным хозяйством не сладить. На одной этой сделке Ксенофонт сорвал немалый куш, не считая всего остального...

Дмитрий еще не успел дочитать отчет до конца, как в дверь его кабинета тихонько постучали. Это была Анастасия.

– Я не помешаю вам?

– Входите, Анастасия Павловна. Я как раз просматривал бумаги по вашему делу.

– Спасибо. Теперь у меня есть надежда, что благодаря вашим трудам можно будет добиться пересмотра приговора... Но мне так тяжело этого ждать, вы не представляете! Я очень благодарна вам за все, что вы делаете, и за то, что вы дали мне приют... Но, Дмитрий Степанович, простите, что я опять об этом говорю, но я словно снова оказалась в тюрьме! Это так ужасно – сидеть взаперти, не смея высунуть нос на улицу даже под покровом ночи, бояться каждого шума, каждого шороха. Дни кажутся такими бесконечно долгими; пустые, ничем не занятые часы тянутся, тянутся, и не с кем перекинуться словом, и нечем себя занять, кроме рвущих душу воспоминаний. Мне кажется, я сойду с ума от одиночества и тоски...

– Ну-ну, Анастасия Павловна, это просто нервы. Вы сильная, несгибаемая женщина, вы решились на поступок, непосильный многим мужчинам, – побег с каторги требует столько мужества! Возьмите себя в руки, дорогая Анастасия Павловна, нужно всего лишь немного потерпеть. Я тоже надеюсь, что мы сумеем добиться пересмотра вашего дела по вновь открывшимся обстоятельствам...

– А если не сумеете? Дмитрий Степанович, если не сумеете?

Ася закрыла лицо руками и горько заплакала. Колычев не стал ничего говорить, молча подошел к дивану, на который присела Ася, и как ребенка погладил ее по волосам. Что тут поделаешь, бедняжка столько перенесла, нужно же порой дать волю слезам. Пусть выплачется, потом станет легче...

– Простите меня, простите! – прошептала Ася и выбежала из комнаты.

Утром пришлось завтракать с зажженной лампой – на улице было пасмурно, да и шторы, закрывавшие окна, совсем не пропускали света. После вчерашней сцены Дмитрий старался разговаривать с Анастасией Павловной жизнерадостным тоном, чтобы приободрить ее и заставить забыть о вчерашних слезах.