Книга Сезон долгов - Елена Хорватова

Если нет доказательств того, что любовное письмо изъято именно в доме Покотиловой и при определенных обстоятельствах, любой адвокат легко заставит суд поверить, что результаты экспертизы подтасованы, пусть даже почерк двух писем совершенно идентичен. Мало ли, откуда взялось любовное письмо, написанное рукой Ксенофонта Покотилова? Ему, как человеку холостому, не возбраняется иметь интимную подругу. Может быть, письмо выкрали у любовницы Ксенофонта, а теперь пытаются доказать, что он сам подкинул его в дом невестки, чтобы скомпрометировать...

А если Антипов рискнет подтвердить, что прихватил письмо из стопки, найденной в доме, где был убит Никита, на голову полицейского падут служебные громы и молнии: что это за порядки – воровать с места преступления вещественные доказательства и скрывать их от следствия?

И все же, зная натуру Антипова, склонную порой к проявлениям благородного авантюризма, Колычев решил рискнуть. Ведь Павел тоже уверен в невиновности госпожи Покотиловой, неужели же он захочет окончательно погубить ее ради верности параграфу служебной инструкции?

Теперь главным делом было избавиться от опеки «Картуза». Для таких случаев у Колычева было приспособлено одно затейливое московское местечко, не раз выручавшее его в самые сложные моменты. Это были те самые меблированные номера «Столица» на Арбате, в которых по приезде в Москву остановилась было Анастасия Павловна.

Колычев гуляющей походкой направился по бульвару к Арбатской площади и свернул на Арбат, где за рестораном «Прага» тянулось многократно перестроенное и доведенное до полного архитектурного уродства трехэтажное здание меблированных номеров.

Первый этаж дома был отдан под лавки, над разнокалиберными дверями которых сплошняком тянулись вывески: «Приборы оконные и дверные, замки и петли Н.Н. Миняева», «Садоводство Курова и Лобанова», «Ателье мод Марии Павловны Кондратьевой», «Кондитерская Скачкова», «Портняжная мастерская братьев Романовых»... На тротуаре у дверей лавок копошился людской муравейник, особый колорит которому придавали разносчики с лотками яблок или спаржи на голове, словно трудолюбивые муравьи тащивщие куда-то свою поклажу.

Дмитрий вошел в парадный подъезд номеров «Столица» (не поражавший, впрочем, посетителей особым блеском) и спросил комнату на втором этаже с видом на улицу. Свободный номер для прилично одетого гостя, конечно же, нашелся. Гостиничный мальчик провел нового постояльца на крутую полутемную лестницу, а оттуда в небольшую комнату с облупленным умывальником, продавленной кроватью и плоской голландской печью. Дав мальчишке на чай, Колычев выглянул в окно.

Напротив меблирашки под ярко освещенной витриной синематографа «Паризьен» подпирала фонарный столб мощная фигура «Картуза». Он, вероятно, решил, что Колычев ненадолго зашел в «Столицу» по делу, и собирался его здесь дожидаться.

Нужно было быть своим человеком в окрестностях Арбата, чтобы знать, что за неказистым фасадом номеров «Столица» скрывается плотно застроенный внутренний квартал (на этом участке размещалось целых двадцать три строения, лабиринтом тянувшихся аж до самой Поварской, выходившей к ресторану «Прага» с противоположной стороны).

Спустившись по черной, предназначенной для истопников лестнице во двор и поплутав среди флигелей, пристроек, складов, дровяных сараев и внутренних корпусов, Колычев выбрался наконец на Поварскую и, свистнув извозчику, с комфортом отправился к Антипову, оставив своего преследователя мерзнуть на Арбате в бесплодном ожидании. Рубль двадцать пять копеек, отданные за номер в «Столице» – не такая уж высокая цена, чтобы на время избавиться от «Картуза». А филеру-любителю кроме нахальства нужно приобретать кое-какие специальные навыки, раз уж он решил заняться слежкой. Пусть получит первый урок.

Услышав дребезжание звонка, Антипов открыл двери сам. Прислуга у него была приходящей и по вечерам отправлялась восвояси. Павел был по-домашнему одет в шелковый халат, а голову его покрывала сетка для укладки волос, поддерживавшая тщательно уложенные фиксатуаром волны.

– Дмитрий? Заходи, – лаконично пригласил он. – Только учти, через час я убегаю, у меня рандеву с дамой.

– Я тебя не задержу, – улыбнулся Колычев.

– Ты не задержишь, ты человек свой. Хуже будет, если из Сыскного в последний момент протелефонируют: убийство, дескать, извольте срочно прибыть. Служба собачья, сам знаешь. А дамам этого не объяснишь... Раз-другой на свидание к ней не явишься и пиши пропало, крах всем мечтаньям.

В дом Антипова были вхожи только самые близкие друзья, от которых он не скрывал своей приватной жизни. Обстановка в его квартире отличалась полным аскетизмом – никаких занавесочек, вазочек, салфеток, горшков с цветами – только минимум самых функциональных предметов обстановки: кровать, стол, пара стульев, грубый гардероб, но при этом простенок между окон занимало огромное зеркало, отражавшее человека в полный рост. Антипов был весьма неравнодушен к своему внешнему облику, старался элегантно одеваться, вообще чрезвычайно следил за собой и использовал все модные новинки, широко рекламирующиеся в журналах: зубные элексиры и порошки, туалетную воду, одеколоны, специальные щеточки, ножнички, пилочки, гребешки и все прочее...

Как все люди, вышедшие из простых семей, но сумевшие добиться какого-то положения, Павел старался внешней респектабельностью добрать веса, чтобы никто, глядя на него, не посмел усомниться, что видит настоящего господина, без подделок. Когда ему не хватало скромных средств полицейского агента на пополнение гардероба, он прибегал к услугам перекупщиков и торговцев дешевым контрабандным товаром, с которыми по долгу службы должен был бороться. Но что значила какая-нибудь жалкая тетка, торговавшая без патента французскими галстуками, по сравнению с хладнокровными убийцами и вооруженными грабителями? Антипов не был формалистом и смотрел на незаконных торговцев сквозь пальцы, за что они платили ему горячей признательностью. Зато другого столь же модного и элегантного агента в Сыскном отделении было не найти.

– Так какое у тебя дело? – спросил он у Колычева и тут же, не дожидаясь ответа, задал следующий вопрос: – Чаю выпьешь? Самовар еще не остыл, а чай у меня замечательный, китайский жасминовый. Аромат божественный...

– Павел, ты можешь меня выслушать? Не суетись, сядь и просто слушай то, что я буду рассказывать. И не отвлекайся ни на какие чаи. Ты, полагаю, уже и сам догадался, что мой интерес к делу купчихи Покотиловой не случаен. Эта женщина обратилась ко мне за помощью. Я понимаю, что ты во исполнение служебного долга обязан принять меры к ее поимке, но прошу тебя об одном – не торопись. Приговор Покотиловой – судебная ошибка, и я в ближайшее время намерен это доказать. Помнишь, ты присутствовал в доме Покотиловых в момент ареста...

И Дмитрий, стараясь говорить коротко и по существу, изложил Антипову свои умозаключения по делу, обращая его внимание на все несообразности и недочеты в ходе следствия, а потом рассказал о последних событиях и особо – о наглом «Картузе», оказавшемся конторщиком Бочарниковым, и его неумелой слежке.

– Ох, Дмитрий, такой ты благонамеренный господин по первому впечатлению, а ведь все по острию ножа пройти норовишь. Ну, так чего же ты хочешь от простого сыскаря? Помощи?