Книга Ночь всех проверит - Александра Ковалевская

Ветер шепнул:

– Милостивая Ясвами! Не оставляй меня! – он схватил ее за руку.

Фиал вошел в силу.

Оази видела, что щеки засыпающего галерца мокры от слез.

Оази набросала паутину на супругов, понимая, что теряет драгоценное время. Не поможет им паутина – в «Азалию» ведь не запустишь пауков, да и пауки скоро потеряют активность и уйдут глубоко в подземные лабиринты.

Она выхватила малышку из колыбели, страдая от того, что не может спасти всех и горячо надеясь, что флорники не потянутся в убежище Мрии и Ветера. Повторяя, как заведенная: «Ловенна б-вилана! Ловенна б-вилана, добрые люди! Ловенна б-вилана!» – выскочила под звезды, закрыла вход в диск и побежала к дереву геометру, прижимая к себе девочку.

Аристарх дожидался ее в развилке ветвей, усилием воли прогоняя сон. Он поднял Оази на дерево на веревочной петле, действуя на ощупь и ничего не видя в твердеющей скорлупе паучьего кокона. Бригадир не доверил дронам втянуть девушку на развилку ветвей – дроны едва подняли его самого. Они с флорэкологом много чего не предусмотрели в суете этого вечера, и первое – что диск закроют изнутри. Они сглупили, неправильно посчитав количество подъемов на дерево, которые не могли обеспечить четыре не заправленных энергией летуна… Внезапно Аристарху сделалось все равно, заботы дня отсупили – фиал оказался сильнее. Веревка выпала из его пальцев, но девочка-флорлингвист молниеносно среагировала. Ей повезло ухватиться за тонкие ветки, с трудом, но она подтянулась на руках и через секунду оказалась на дереве.

Когда Оази сняла одежду с себя и младенца, сбросила вещи вниз и бедром прижалась к нагому Аристарху, он уже спал. Оази устроила ребенка между собой и лесорубом, – ей нужна была свобода движений. Оази дрожала, как в ознобе. Фиал начал проникать сквозь кокон на голове и мутил сознание. В ушах тянул ноту противный клаксон – никому не пожелаешь слышать такое!

Но она не боялась ночи.

Только бы задержать сон еще на минуточку!

Оази из последних сил, подавляя зевоту, сводившую скулы, млеющими руками распускала кудель, набрасывая паутину как придется: на плечи, на грудь, на руки, на ноги – себе, Аристарху, ребенку. И снова ребенку, Аристарху, себе.

В очках колыхалась, шевелилась флуоресцирующая масса: пауки слились в одно пятно, пятно облепило два человеческих тела, устроившихся в развилке ветвей у Оази над головой. Пауки разделились, и часть пятна потекла вниз по стволу, к развилке, в которой недвижимыми лежали Аристарх и младенец. Пауки принялись оплетать тела. Оази знала, что, если остаться в паутине до следующей ночи, пауки вернутся, проверят и уплотнят кокон, чтобы их добычу не обнаружили флорники. А если дать им двое суток – они завернут плоть так плотно, что внутренние слои кокона начнут разъедать органику, превратят в студень и вся паучья колония начнет питаться из этого кокона, возвращаясь к нему, пока не будет выедено все. Поэтому в лесах Ило не найти трупов убитых или умерших животных. Серые пауки-стиксы хоронят их.

Глава двадцатая

После грозы

Под утро прошел дождь, и лес наполнился грибным духом. На Тобионе начинался грибной сезон, третий за год. Созрели плоды дюшеса на дереве неподалеку от просеки, их аромат растекался вокруг, заставляя трепетать ноздри, их запах хотелось пить.

Над заболоченными низинами северного Тобиона еще шел ливень, в той стороне стояли фиолетовые тучи. А у подошвы каменного пояса Семи Братьев в свежевымытое небо готовилось взойти солнце, и с первым его лучом заиграли радуги на краю грозового фронта.

Здесь, на возвышенностях Тобиона, за которыми начинались старые горы, росли местные разновидности деревьев, условно названные как их земные собратья. Эти леса были гордостью Ило; флорлингвисты постоянно посещали эти места, просеки засевались молодыми саженцами.

…Роса блестела на вырубке, на свежезасеянной, пробившейся из земли траве – там, где Аристарх успел рекультивировать почву. И даже там, где еще влажно чернели глубокие рытвины, а колеи от гусеничных треков машин, до краев наполненные водой, зеркалами-лужами отражали небо, – там тоже блестели миллионы алмазов, росы ли, ночной ли влаги.

Спиленные бревна, омытые дождем и повлажневшие, выглядели нарядно, как новые цветные карандаши, только карандаши гигантские. Желтовато-белые с красно-коричневым ядром стволы тиса соседствовали с белыми стволами граба. Ровно уложенные в штабель, розовели бревна бука, над буком были сложены блестящие, с золотистым отливом, стволы дзельквы. Дуб выделялся темно-коричневым цветом своей тяжелой древесины. Даже стволы поваленных деревьев, еще не подвергнутые обработке, покрытые корой, – серой чешуйчатой, зеленоватой, желто-коричневой, – живописно лежали на краю лесосеки. Их вывороченные из земли корни, наполовину отмытые ночным ливнем, свежо лоснились змеевидными извивами.

Лесоруб Митто отвлекся на корень дзельквы и сказал:

– Вот это находка! Я оставлю себе эту коряжку – ты посмотри! В столице обработанный корень можно неплохо продать.

– Да ладно тебе, – остановил его Лех, вернувшийся из города одновременно с лесорубами, ночевавшими на плато, – где наши люди?

– Прости. Да, где они?

– «Азалия» закрыта?

– Закрыта! – подтвердил еще один лесоруб. – Флорники интересовались нашим диском. Ищите способ попасть внутрь – там точно кто-то оставался на ночь.

Теплый туман, собравший дождевую сырость, отодвинулся в гущу леса, прочь от солнечного света, залившего вырубку, и Митто указал на шатер, устроенный флорниками. Люди не разглядели его из-за тумана. Флорники за ночь густо обвили геометр, оплели его со всех сторон, и дерево выглядело высотным конусом с закругленной вершиной.

Митто указал на дерево:

– Наши ночевали здесь!

– Ловенна б-вилана, только бы все было в порядке! – бормотал лесоруб, разглядывая могучий геометр.

Флорники иссыхали и начали понемногу отваливаться и редеть. Вскоре Лех обнаружил свой харвестер, стоявший под деревом. Потом ребятам с трудом удалось разглядеть в развилках ветвей геометра два пыльно-серых кокона, покрытых росой, и они заметили их лишь потому, что искали.

– Что там? – спросил удивленный Митху, самый молодой вальщик леса.

– Я знаю, что это. Серая паутина могильщиков-стиксов. Слышал, что она защищает от холода и даже фильтрует фиал. Если дышать через нее, заснешь позже других. Не понимаю, как они рискнули… Это всего лишь паутина.

– Это, небось, Ушки придумала. Их там хорошо учат, в универе! – сказал Митху.

Митто подхватил не без гордости:

– Бродяги-орнитологи толковали, наш бригадир тоже много чего знает. Он уже ночевал в лесу на дереве.

Лех внес ясность:

– Это был его дед. А потом авантюру случилось повторить его отцу. А наш Аристарх – Аристарх Третий. Ему имя перешло по наследству.