Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич

Так закончилась битва, ныне по большей части забытая, но, вероятно, одна из наиболее судьбоносных в истории, ибо она спасла ислам от самой страшной угрозы, с которой ему когда-либо приходилось сталкиваться. В руках монголов оказалось три величайших города мусульманского мира: Багдад, Алеппо и Дамаск; если бы Китбука одержал еще одну победу и преследовал врага, загнав его в Египет, то к востоку от Марокко не осталось бы ни одного мусульманского государства, заслуживающего упоминания. С другой стороны, победа мусульман обеспечила мамлюкскому египетскому султанату превосходство на Ближнем Востоке вплоть до времени взлета Османской империи — и это окончательно решило судьбу Отремера.

Через неделю после битвы при Айн-Джалуте Кутуз вошел в Дамаск; не прошло и месяца, как мусульманские силы вернули себе Алеппо. Когда султан с триумфом привел свои войска обратно в Египет, казалось, что он преодолел все стоявшие перед ним препятствия. Однако он быстро потерял доверие к своему главному помощнику, блистательному полководцу Бейбарсу, и когда тот потребовал себе пост губернатора в Алеппо — оттуда он смог бы установить контроль над Сирией, — Кутуз категорически отказал ему. Поступив подобным образом, он весьма недооценил своего подчиненного. 23 октября 1260 г. он решил провести день на охоте в дельте Нила, взяв с собой своих старших эмиров; едва они отдалились от лагеря на безопасное расстояние, Бейбарс бесшумно приблизился к нему сзади и пронзил мечом. Хотя теперь на его совести была кровь двух султанов, никто не осмелился оспорить его право на престолонаследие. Ему суждено было править следующие семнадцать лет: обладая гигантским ростом и могучей силой, будучи жестоким предателем, лишенным жалости и каких бы то ни было добрых чувств, он тем не менее весьма долгое время был наиболее способным правителем из всех владык-мамлюков.

Айн Джалуд не положил конец власти монголов в стране. Хулагу, как только смог, возвратился в Сирию и оказал мощное сопротивление. Однако в 1265 г. он умер, что дало возможность Бейбарсу возобновить активные действия против христиан. Они также по-прежнему представляли собой силу, с которой приходилось считаться: армянский царь Хетум I и Боэмунд VI, князь Антиохийский и граф Триполийский были весьма опасными противниками. Однако Бейбарс не ослаблял натиска. Четырежды он самолично налетал на Акру и его отбрасывали назад, но в 1267 г. все же взял Цезарею, Торон и опустошил Киликию, нанеся Армянскому царству удар такой силы, что он в конечном итоге оказался смертельным. На следующий год пала Яффа, и — что хуже всего — 18 мая была взята Антиохия, город, где находилась резиденция одного из патриархов, столица первого христианского княжества Отремера, самый процветающий и богатый город франков. Завоеватели не знали пощады. Огромные богатства, накопленные здесь, они поделили между войсками, а большинство наиболее видных граждан и иерархов перебили. Город так никогда и не возродился. Психологический эффект, оказанный этими событиями на весь восточный христианский мир, был катастрофическим.

За падением Антиохии последовало перемирие — как можно легко вообразить, желанное для обеих сторон и позволившее им оценить обстановку как в Европе, так и в Азии и обдумать события, способные повлиять на происходящее в Отремере (например, казнь Конрадина, что означало прекращение линии законных королей Иерусалимских, и еще более тревожное сообщение — о скором прибытии короля Людовика Французского, начавшего свой второй, и последний, Крестовый поход).

К тому времени прошло почти двадцать лет с того момента, как Людовик прибыл в Акру после катастрофы, постигшей его в Дамьетте. Его ожидало неотложное сообщение от матери, королевы Бланки Кастильской, умолявшей его немедленно возвратиться во Францию. Однако совесть подсказывала ему, что это было бы равносильно признанию поражения. До сих пор ему не удалось претворить в жизнь свои возвышенные замыслы: действительно, противники уничтожили не только его армию, но и буквально все боевые силы Отремера. Он чувствовал, что, прежде чем возвращаться домой, необходимо как-то исправить ситуацию. Кроме того, разве часть его солдат не томилась до сих пор в Египте? Ясно, что он должен был еще некоторое время задержаться на Востоке и ради их спасения.

Так он и сделал: остался еще на четыре года. С момента своего прибытия в Отремер он многому научился. Более он не позволял себе презирать неверных: если он хочет восстановить свои позиции и престиж, то должен обращаться с ними как с равными. Благодаря новому разделению мусульманского мира — ибо Палестина и Сирия стойко хранили верность Айюбидам — он справился с этим вполне успешно. Он вступил в переговоры с Айюбидами и мамлюками, а также с ассасинами, которых вскоре после этого Хулагу стер с лица земли, и, несомненно, с монголами. Фактически — и он это хорошо понимал — он вообще не имел права вести переговоры, поскольку с 1250 г. королевство крестоносцев принадлежало сыну Фридриха Конраду. Однако Конрад находился в Германии и вероятнее всего было, что он там и останется, тогда как Людовика в Отремере считали королем де-факто. Благодаря ему те франкские пленники, что оставались в Египте, в конце концов вышли на свободу, а мамлюки пообещали ему, что когда они займут Сирию и Палестину, то возвратят христианам всю территорию старого Иерусалимского королевства вплоть до реки Иордан.

Однако о новой наступательной операции не могло быть и речи, и когда дома разразилась гражданская война (она началась после смерти королевы Бланки, скончавшейся в ноябре 1252 г.), Людовик понял, что ему нельзя больше откладывать свой отъезд. 24 апреля 1254 г. он отплыл из Акры и в начале июля, печальный и разочарованный, прибыл в Йер, город на южном побережье Франции. Из всех крестоносцев он был самым благородным, честным и далеко превосходил прочих в благочестии, однако его вторжение в Святую землю мало чем отличалось от катастрофы и привело к гибели тысяч ни в чем не повинных людей, многие из которых были его собственными подданными. Кроме того, он оказался в тупике: прежние поражения и неудачи, выпавшие на долю крестоносцев, объяснялись тем, что они вели грешную жизнь, но он-то — тот, что проводил по нескольку часов в день в молитвах и вел безукоризненно добродетельную жизнь, — достиг не большего, чем они. Могло ли быть, что сама идея Крестовых походов была неугодна Богу?

Он не мог заставить себя поверить в это и продолжал мечтать о еще одной попытке — последнем путешествии в Святую землю, которое увенчается успехом и сотрет пятно неудачи с его совести. В течение шестнадцати лет различные трудности удерживали его во Франции, но в 1270 г. он счел, что момент настал: хотя ему было уже пятьдесят шесть лет и здоровье его ослабело, он приготовился еще раз отплыть в Палестину. Что именно он собирался сделать, остается загадкой, — отправиться завоевывать святые места в тот момент означало надеяться на чудо. Но каковы бы ни были его намерения, его брат Карл Анжуйский, король Сицилийский, полностью свел их на нет.

Поражение, нанесенное Карлом Манфреду, и учиненная им казнь Конрадина — что раз и навсегда окончательно освободило Италию от владычества дома Гогенштауфенов — пробудили в нем еще большие амбиции. Теперь его планы включали в себя господство над всей Италией, превращение папы в марионетку, завоевание Константинополя, который теперь снова оказался в руках греков, восстановление там католической веры и в конечном итоге создание христианской империи, территория которой включала бы все Средиземноморье. В связи с этим он думал прежде всего о том, чтобы убедить Людовика двинуться на Византию. Но король отказался нападать на братьев по вере — не имеет значения, еретики они или нет. Тогда Карл предпринял новую попытку. Говорят, заметил он, что эмир Тунисский сочувственно настроен по отношению к христианской вере и вполне может согласиться принять ее. Если он действительно так сделает, то истинная вера может распространиться вдоль всего побережья Африки. И даже в случае его отказа, если христиане надежно закрепятся на побережье, это обеспечит им такие преимущества, которые, безусловно, не следует игнорировать.