Книга Прыгун - Роман Коробенков

— она уже просила не называть ее «она»?..

—. она просила никогда не говорить в ее адрес «она».

— Знаешь, почему я знаю? Потому что она делает так всегда и, как степлером, с характерными щелчками, прикрепляет тебя к себе. Долгое время она прекрасна, долгое время ты дышишь ею, как кислородом, но потом, когда она понимает, что ты не можешь без нее. тогда она превращает твою жизнь в ад. Когда ты ничего не можешь понять, но в глубине души знаешь — что-то не так. Она испытывает тебя без устали. Правда, она чудесная? Правда, она чертовски мила?

«...ты еще ни хрена не знаешь…»

— Да.

— Мне не нужно ничего, что ты можешь увидеть, я хочу знать лишь то, что ты уже видел.

— Она говорила тебе обо мне? — Я почти шептал, чувствуя, что накинул психическое лассо на голос в трубке. Я понимал, что он слушает, а значит, нужно немного дипломатии, и мы достучимся друг до друга.

— Говорила, что наши с ней отношения напоминают ей то, что когда-то было у вас с ней.

«...хочется орать.»

— А каждый день я слышу о ее любви ко мне. Я прошу ее сказать, если она почувствует не любовь, но она никогда не сделает этого. Я нужен ей, ей нужен ты, все мы нужны ей. Попробуй, потом вспомнишь мои слова. Она все слышит, но ничего не понимает. Это кошмар! Помоги мне, прежде чем ты сам окажешься на подобном дне рождения. пойми меня, как человек человека. Вы ведь знакомы совсем недавно?

— мы познакомились на этом самом дне рождения.

— Мы случайно оказались там?

— Нет. и это был не мой день рождения.

— … — Меня знобило.

—...хотя и мой, наверное, тоже…

— Что ты имеешь в виду, Юра?

— Она сказала, что это день моего рождения в ее сердце.

— так больно, Юра.

«...в моем сердце осиновый кол...»

— Извини, я не мог предположить.

— Ты действовал так, как действовал бы я. Зачем нам думать о ком-то, кого не знаем? Ты познакомился с ней.

— Да. Она так смотрела.

— Она смотрела так, словно ваша встреча была предопределена.

«...я знаю, что буду делать...»

— Мне тоже пришла эта мысль в голову.

— И?..

— Я подошел и заговорил. Мы назвались, немного поговорили, она сказала, что почти здесь одна.

— Так.

— Я спросил, что это значит.

— И она сказала, что здесь с другом. Просто другом, добавила она.

— Я не просто друг, Юра.

«...и я оставлю тебе это хреновое наследство...»

— Мне тоже так показалось. Ты не похож на просто друга.

— Что она говорила еще?

— Читала стихи, потом прочла рассказ, все это показалось мне гениальным. Я сказал ей об этом, она сказала, что ей очень приятно слышать такое…

— именно от тебя.

— Да, именно. Она заставила меня курить кальян, хотя я не люблю кальяны. Она сказала, что хочет мне открыть что-то, чего я еще не понял. Так — сказала она — я лучше запомню ее.

— Она сведет с ума кого угодно. В ней есть власть.

— Она попросила, чтобы я побыл рядом с ней в тот вечер.

— ты не мог не согласиться.

— я не мог не согласиться.

— я тебя понимаю.

— и мне понравился кальян.

— Потом вы ушли. Что было потом?

— Мы целовались в другой комнате.

Слезы застлали мое лицо.

«...лжешь, сука!..»

— Мы целовались бесконечно, а потом ворвался ты.

Меня сотрясал плач, но я не издавал ни звука. Розовый кафель, куски штукатурки — все это словно сыпалось мне на голову, мой красивый мир расползался по швам в режиме реального времени. Кажется, я видел это краями глаз, так как взгляд мой жадно впитывал слова, выпадающие из дырочек телефонной трубки.

— ты не увидел нас почему-то, хотя мы были ближе всех к тебе.

— она знает, что я плохо вижу, что при всем желании я не смогу увидеть вас, пока не подойду близко… совсем близко… тем более в темноте…

— ты набросился на другую парочку, что стояла возле окна, ты сбил их с ног.

— я не хотел.

— на тебя набросились остальные, они все друг друга знали там, а тебя не знал никто.

— мне не было больно.

—..я сказал ей: твоего друга бьют, надо помочь ему. Но она ответила: не надо, он заслужил.

— мне было больно по другой причине.

— она увела меня куда-то в угол, где продолжала целовать.

— адская сука.

— она кусалась.

«...чертовы детали...»

— это она тоже умеет.

На полу у себя под ногами я увидел темное пятно. Такие пятна обычно означают прилипшую намертво жвачку, которая в результате концентрации пыли на своем липком теле приобретает непроглядно черный вид. Отодрать ее невозможно, где-то они располагаются целыми сериями, и чем старее общественный пол, тем больше этих вечных пятен. Но что подобная субстанция делала в опрятной квартире, где засилье предметов на полу продолжалось не больше недели — и затем в любом случае торжествовала упорядоченность, — было не ясно.

— …тебя валили, но ты снова вставал, ты вышиб зеркальную перегородку — и кутерьма переместилась в зал.

— вы остались?..

— да, я не видел, что было дальше.

— она все это время была рядом?..

«...и вот он — главный вопрос!..»

— она ушла от меня через несколько часов.

— Послушай, Юра. Мне нужно, чтобы ты разрешил использовать все, что ты мне показал. Я должен рассказать ей то, что я видел.

— Не надо.

— Послушай, ее сила — в моем неведении, в том, чего я не знаю и знать не могу. Если я просто уйду, не объяснив, я не одержу победу тем самым. Я должен показать ей то, что увидел. Должен ее переиграть, тогда она проиграет. Разреши.

«...ты должен или тебе придется...»

— Я потеряю ее тогда.

— Нет, вовсе нет. Я поделюсь с тобой стратегической информацией. Я знаю ее год, ты же знаешь ее несколько дней. Это поможет тебе. Просто скажи ей потом, что ты любишь ее, что ты без нее не можешь. И она простит тебя. Такие слова ослепляют ее. Правда, ненадолго. Разреши, Юра, я все равно уйду, я не буду мешать. Еще минуту назад я любил ее, сейчас мои вены разрывает лед, мое сердце наполнено острыми ранящими осколками. Но я не хочу уйти просто и непонятно..

— Чем еще можно ее удержать? Я должен знать, расскажи ты…