Книга Критическая масса. Как одни явления порождают другие - Филип Болл

При всем этом следует сразу отметить, что примитивная теория Смита позволила экономике стать наукой в подлинном смысле этого слова. А ведь многие выдающиеся мыслители эпохи Просвещения долго сомневались, что такое возможно в принципе. Например, Даниэль Дефо в 1706 году с ехидством писал: «Ничто не подчиняется законам природы лучше, чем торговля, причины и следствия следуют друг за другом с той же непреложностью, как ночь сменяет день»2. Кстати, сам Адам Смит никогда не писал о законах рынка в таком духе, но попытки найти причинные силы, подобные ньютоновской гравитации, ясно просматриваются в его работе. Его современник, настоятель собора в Глочестере Джозия Такер выразил позицию Смита в наиболее ясной форме: «Роль коммерции в общественной жизни может быть сведена к двум основным принципам общественной деятельности, аналогичным центробежным и центростремительным силам, определяющим поведение нашей Планетарной системы»3. Лишь к началу XIX века окончательно утвердилось представление о том, что экономика подобно физике имеет собственные фундаментальные и незыблемые законы.

Придуманный Смитом и ставший знаменитым принцип невидимой руки рынка не только стал классическим стереотипом и «легендой» всех экономических теорий, но и надолго позволил новым теориям скрывать заключенные в них социальные проблемы и опасности. В 1860 году Ральф Уолдо Эмерсон с горечью писал: «Богатство имеет собственные объяснения и расчеты. Основой политической экономики выступает принцип невмешательства государства в дела бизнеса. Единственным правилом при этом выступает саморегулирование рынка за счет выравнивания спроса и предложения. Вам как бы говорят: не издавайте законов. Попробуйте только вмешаться и сразу надорветесь с вашими регулирующими законами»4.

Экономические принципы Смита быстро приобрели популярность и стали восприниматься в качестве почти непреложных законов, сравнимых с физическими закономерностями. Многим казалось, что следование этим принципам автоматически обеспечивает радужные перспективы и стабильное состояние, поэтому перебои в экономической жизни даже стали восприниматься как результат неразумного вмешательства в нормальную деятельность рынка, в связи с чем можно вновь процитировать Эмерсона:

Законы природы проявляются в торговле, подобно тому как электричество действует в обычной батарее. Равновесие между спросом и предложением в общественной жизни сохраняется с не меньшей точностью, чем уровень Мирового океана. В тех случаях, когда человеческая хитрость или глупое законодательство пытается нарушить это равновесие, мы постоянно сталкиваемся с осложнениями, затовариванием или банкротствами. Это естественно, поскольку миром, от атомов до галактик, управляют фундаментальные законы, безразличные к человеческим намерениям5.

Йастоящая проблема заключается в том, что человечеству не удает< понять и сформулировать эти фундаментальные законы. Несмотря на вс красоту и элегантность фразы Эмерсона, никакие условия равновесия меяд спросом и предложением не могут объяснить зачастую «дикое» поведені современного рынка. Позднее было создано множество экономически моделей, некоторые из них буквально завораживают изяществом своі построений, напоминающих искусство эпохи барокко. Другие походят і строгие математизированные теории физиков. Однако в них по-прежнел нет того, что можно назвать ньютоновскими первыми принципами, — оі щепризнанных основополагающих положений.

Дело вовсе не в недостаточной компетентности самих экономистов. Ск рее наоборот, экономикой часто занимаются блестящие специалисты, ниче не уступающие ученым-естественникам. Несостоятельными оказывают* создаваемые ими экономические модели, которые до сих пор не могут пре, сказывать поведение реальных систем с достаточной точностью, а имені способность предвидения обычно служит доказательством зрелости научш дисциплины. Отчетливо сознают это и сами ученые-экономисты. Джон Ю из Лондонской школы бизнеса как-то с юмором отметил: «Прогнозы экон мистов... часто поразительно совпадают между собой, жаль только, что о* почти никогда не совпадают с реальностью»6.

Проблема неудачных прогнозов в экономике существовала всегда. Сп циалисты любят вспоминать, что за неделю до великого краха на бирж крупнейшей экономической катастрофы в истории (октябрь 1929 года), н иболее авторитетный американский экономист Ирвинг Фишер из Йельско университета уверенно предсказывал начало эпохи «постоянного и усто чивого развития»7. Через три года объем валового национального продук США уменьшился вдвое, и ни один эксперт не смог этого предвидеть.

В течение последних десяти лет стали проявляться и новые тенденции результате чего некоторые экономисты принялись переосмысливать значені и формы своих моделей под воздействием новейших идей статистическс физики. Физики считают, что, «импортируя» идеи из теории неравновеснь процессов, экономисты смогут находить смысл в хаотическом и пока непре сказуемом поведении мировых рынков. Это направление исследований уэз обрело собственное название в виде неологизма эконофизика.

В среде самих экономистов новые веяния встретили неоднозначное отн шение. Некоторые эконофизики столкнулись с равнодушием и намеренш глухотой своих коллег, сменяющейся раздражением. Многие экономисты свою очередь, обвиняют эконофизиков в самоизоляции. Экономика, говор они, всегда была наукой эклектичной, мало связанной с профессионалы^ принадлежностью. Совершенно не важно, насколько новые идеи вписые ются в прежние академические представления, главное, чтобы они бы. полезными. Что, спрашивают экономисты, из физических теорий будет н. полезно?

Известно, что сотрудничество с физиками никогда не бывает легким. Физики не отличаются тактом и любят указывать представителям других специальностей на существующие или кажущиеся недостатки в методике и теории. Более того, физики уверены, что излюбленный ими подход, основанный на нахождении некоторых фундаментальных законов, должен обязательно применяться всеми и всегда Честно говоря, мне кажется, что законы экономики не удовлетворяют этому требованию хотя бы потому, что они гораздо сложнее законов «чистой» физики. В свою очередь, экономист Пол Кругман утешал своих коллег, говоря: «К счастью, экономика не столь сложна, как социология»8.

Впрочем, представляется очевидным, что противоречия в среде экономистов со временем исчезнут, и разные группы, как чаще всего и бывает в науке, найдут точки соприкосновения, заключив своеобразное перемирие. Некоторые из виднейших экономистов уже готовы выслушивать (хотя и с настороженностью) предлагаемые физиками идеи, а многие эконофизики готовы вступать в дискуссии, отстаивая свое право на создание новых экономических принципов и концепций.

Экономисты почти не разделяют первой, почти инстинктивной страсти физиков, а именно выводить все из эксперимента. Физики всегда хотят проверить правильность любых теоретических построений, сверяя их с результатами опытов, но как это сделать, если экономика представляет собой один-единственный эксперимент, гигантский и непрерывный. Так что же происходит на реальном рынке?

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАКОН

Предложенная Смитом модель рынка была исключительно описательной. Но XIX век верил в науку и особенно в механистическое описание мира, под этим соусом можно было скормить что угодно. Это заставило экономистов строже относиться к математическим выкладкам.