Книга «Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941 - А. Селлвуд

Таковы уж странности человеческой натуры, необъяснимые парадоксы жизни, что, чем тяжелее положение человека, тем легче его развеселить. В условиях всеобщей безысходности даже самые незначительные происшествия, лишенные налета трагизма, вызывают бурное веселье. Так, например, получилось с Буллой и его гардеробом. Он встретил свой шкаф, плывущий навстречу, в полной целостности и закрытой дверью вверх!

– Привет, дружок, – обрадовался Булла, открыл шкаф и обнаружил все свои вещи абсолютно сухими. Он достал оттуда теплый свитер и трубку – все-таки английский «Данхилл» – и удовлетворенно заметил: – Это пригодится! – вызвав приступ общего хохота.

Ферри тоже уцелел. Матрос, прыгнувший с ним за борт, посадил его на кусок дерева и все время плавал рядом, всячески успокаивая дрожащего скотчтерьера.

Из всех нас только капитан-лейтенант Бауэр вовсе не испытывал благодарности судьбе и, казалось, не радовался спасению. Он был слишком поглощен другими делами: непрерывно осматривал поверхность моря, каждую секунду ожидая появления своей субмарины, попутно бормоча что-то себе под нос. Из его возбужденных сетований можно было сделать вывод, что весь мир, и мы в первую очередь, составили против него некий заговор, имеющий целью опорочить подводный флот, а лично его выставить дураком. Вскоре, к нашему общему облегчению, подводная лодка, наконец, всплыла. Она появилась с элегантной, слегка небрежной уверенностью военного корабля, не сомневающегося, что все моря на земле ему покорятся. Но когда боевая рубка появилась над водой и на мостик вышел старший помощник, покинутый командир дал волю своим чувствам, причем в выражениях, знакомых далеко не всякому сквернослову боцману. Наш гнев быстро прошел. В конце концов, юноша, волею судьбы принявший командование, все равно не мог почти ничего сделать. Слишком уж опытным и умелым показал себя противник. Хорошо уже, что у парня хватило ума не ввязываться в предприятие, обреченное на провал, уцелеть и спасти нас.

А потом мы устроили совещание. Это было самое странное совещание, в котором мне когда-либо доводилось участвовать. Конференц-залом для него служила кучка вельботов, шлюпок и плотов, собравшаяся у корпуса подводной лодки. Триста человек ожидали решения, каким образом они попадут в безопасное место. Мы рассматривали две альтернативы.

Первая. Мы могли взять курс на Фритаун. Следуя в восточном направлении, мы могли быстрее всего выйти на главные торговые пути (если речь шла только о нашем спасении) и использовать восточные течения.

Вторая. Мы могли отправиться в Бразилию. Этот проект был предложен с самого начала и представлялся откровенно фантастическим. До Бразилии было 900 миль.

Первый план был решительно отвергнут Рогге. Он не желал, чтобы нас постигла участь пленных, если этого можно было избежать. Хочу с гордостью отметить, что с этим соображением согласились все.

Один из главных старшин по фамилии Фролих помог нам сделать выбор в пользу Бразилии. Он служил у Лангсдорфа и находился на «Графе Шпее» во время печального эпизода на реке Ла-Плата. Интернированный местными властями, он сбежал и несколько месяцев скрывался у немецких поселенцев, перебираясь с фермы на ферму, пока не пробрался на блокадопрорыватель, шедший в Германию.

Позже «Атлантис» встретился с кораблем, на котором служил Фролих. Старшина очень понравился Рогге, который прямо сказал, что хотел бы видеть такого человека в составе своей команды. Наше гостеприимство также произвело должное впечатление. Короче говоря, когда Фролиху было приказано присоединиться к нам, он не слишком расстроился. Позже он стал нашей опорой во многих отношениях: не только в качестве эффективного главстаршины-радиста, но и эксперта по вопросу, «как уцелеть в Латинской Америке». Лично мне идея с каждой минутой нравилась все больше. Мои доллары теперь сохли на солнышке, и я был уверен, что шансы у нас весьма неплохи, если, конечно, мы сможем преодолеть навигационные опасности на пути туда.

Итак, нам предстоял путь в Бразилию, а команде U-126 пришлось брать на себя ответственность за наших раненых. Больше всех негодовал по этому поводу ее командир.

– У меня не плавучий госпиталь, – заявил он, – и не буксир. – Однако он приказал разместить сорок человек из нашей команды, страдавших от последствий тяжелого шока, на открытых палубах и согласился взять нас на буксир. Но предупредил: – Если нас заметят англичане, вам придется пошевеливаться. Прыгайте, и чем быстрее, тем лучше, потому что мы нырнем без предупреждения. А когда прыгнете, плывите изо всех сил, иначе засосет.

Получив столь ободряющее напутствие, мы привязали свои шлюпки к субмарине, и наш неопрятный, сильно растянувшийся караван двинулся в 900-мильное странствие по самой переменчивой и предательской из всех существующих пустынь. Приятнейшая перспектива! Уже через пару часов я начал сомневаться, не переоценили ли мы преимущества двенадцатидневного плавания в Бразилию. Оно представляло собой вовсе не спокойный отдых, в процессе которого спасенные моряки удобно расположились в шлюпках, а подводная лодка выполняла роль осла. Картина была далека от таковой. Буксирные тросы постоянно рвались, оставляя вельботы и плоты на произвол судьбы. Приходилось ждать, пока измученные люди на веслах не вернут их на место. Тросы снова закреплялись, и путешествие возобновлялось, но не надолго, и вскоре история повторялась. Я уже не помню, сколько раз это происходило и как часто мы останавливались и собирали потерявшихся, но гребцам приходилось работать в поте лица, ведь на шлюпках, рассчитанных на сорок человек, находилось не меньше семидесяти. Поэтому мы продвигались вперед до обидного медленно.

Днем солнце опаляло нас со всей доступной ему тропической силой. Наша просоленная и высушенная одежда стала жесткой, терлась о кожу и вызывала появление крайне болезненных воспалений. Даже незначительные царапины под воздействием солнца и соленых брызг доставляли множество неприятных ощущений. Губы трескались, глаза опухали и слезились. Деревянные части лодок раскалялись на солнце, так что их было опасно даже трогать, а уж лежать на них было сущим несчастьем. Я был одним из немногих счастливых обладателей ботинок, чем вызывал постоянную зависть окружающих, которым приходилось отрывать лоскутки одежды и сооружать нечто вроде портянок, чтобы предохранить босые ступни от ожогов при ходьбе по обжигающей обшивке.

А по ночам мы ужасно мерзли. Клацая зубами и хлопая себя по рукам и ногам, мы прижимались друг к другу в поисках тепла. Заснуть удавалось нечасто, но это было даже хорошо, поскольку у периода благодатного забытья был слишком уж неприятный конец. Проснувшись, ты чувствовал себя заключенным в холодильной камере и начинал отчаянно завидовать раненым, находившимся хотя и в стесненных условиях внутренних помещений U-126, зато в тепле. Трех дней такой жизни мне вполне хватило, чтобы почувствовать себя абсолютно несчастным. То же самое касалось и остальных. Нет, мы не испытывали слишком уж сильных мучений, да и лишения, которым подвергались, строго говоря, не были нестерпимыми. Если сравнивать с испытаниями, которым подвергались другие команды потопленных судов в этих водах, наши страдания и страданиями-то назвать было нельзя – так, легкие неприятности. А во многих отношениях нам просто фантастически повезло. Мы потеряли десять человек убитыми, но, если учесть ярость обстрела, которому нас подверг «Девоншир», эта цифра была на удивление низкой. Нам каждый день сообщали о состоянии раненых, которые с каждым днем чувствовали себя лучше. Да и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что мы находились в обстановке относительного психологического комфорта, то есть были избавлены от необходимости каждую минуту слушать стоны людей, которым ничем не могли помочь.