Книга Дурная кровь - Арне Даль

Но тишина была обманчивой.

— Присоединяйтесь, — сказал Шонбауэр. — Я получил предварительные результаты осмотра места преступления. И примерный вариант реконструкции письма. Осмотр результатов не дал. Пусто. А письмо интересно. Вот оно, каждому по экземпляру.

Дата на письме сохранилась 6 апреля 1983 года. Почти год спустя после инсценировки гибели Уэйна Дженнингса. Писать это письмо было не нужно и опасно, однако Дженнингс все-таки его написал, значит, ему были свойственны какие-то человеческие чувства, во что Йельму верить совсем не хотелось.

— Когда жена покончила с собой? — спросил он.

— Летом восемьдесят третьего, — сказал Ларнер. — Видимо, ей потребовалось несколько месяцев, чтобы осознать ужас всего происшедшего.

Конверт был сожжен вместе с письмом. Почтовый штемпель “Стокгольм” отлично сохранился. Адрес получателя — ферма. Дженнингс, очевидно, был уверен, что ФБР не будет читать письма его вдовы спустя год после его смерти.

Реконструкция выглядела следующим образом (включая комментарии экспертов, данные в скобках):

Дорогая Мэри Бет! Как видишь, я не умер. Надеюсь, я смогу когда-нибудь объя [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] увидимся в другой жизни. Возможно, в ближайшие годы [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] необходимо. Нам пришлось придумать эту маску [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] юсь, ты сможешь жить, зная это и [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] укский убийца это я и всё же не я [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] сейчас живу под именем [текст отсутствует, отрезано] ен, что Ламару лучше без меня, я не всегда был [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] жна сразу сжечь это письмо [текст отсутствует, документ сильно пострадал от огня] Вечно твой, У.

— Ламар не хотел, чтобы мы узнали имя, — сказал Ларнер и отложил письмо. — Остальное он, может быть, даже специально не уничтожил. Все зависит от того, как воспринимать неудачную попытку поджога. Но имя он утаил и, чтобы мы наверняка его не прочитали, отрезал, прежде чем сжигать письмо.

— Любящий супруг, — вздохнула Черстин.

— А что он здесь имеет в виду? — спросил Йельм. — “Кентукский убийца это я и всё же не я”? И еще: “нам пришлось придумать эту маску”… Кому нам?

— Профессиональный убийца на службе у кого-то. В конце семидесятых кому-то понадобилось “вытянуть” информацию из разных специалистов: инженеров, ученых, репортеров. А также неких неизвестных людей, по виду иностранцев. Вспомнили про “эксперта”, который после окончания вьетнамской войны был законсервирован, и придумали ему легенду. Так родился серийный маньяк. Последствия вы знаете.

Стояла звенящая тишина. Никто не говорил ни слова. Наконец Йельм откашлялся:

— ЦРУ?

— С этим нам еще предстоит разбираться, — вздохнул Ларнер.

Черстин и Пауль переглянулись. Их старая идея насчет КГБ приняла неожиданный оборот. Здесь действительно была замешана большая политика. Только в КГБ работали жертвы убийцы. Может быть.

— На вашем месте я бы внимательно изучил списки иммигрантов за 1983 год. Последняя жертва была убита в начале ноября 1982 года. Письмо послано из Стокгольма в апреле 1983. Вероятнее всего, именно в это время он въехал в страну.

В комнату заглянул сотрудник.

— Рэй, — обратился он к Ларнеру, — мистер Стюарт нашел его фотографию.

Йельм, Черстин, Ларнер и Шонбауэр как по команде поднялись и вышли в коридор. Сейчас они узнают, как выглядел Ламар Дженнингс.

* * *

Комиссар Ян-Улов Хультин скептически улыбнулся:

— Значит, “вали отсюда, пока цел”?

— Да, он так сказал, — кивнул Вигго Нурландер.

Он лежал на кровати в Каролинской больнице. Большой компресс закрывал рану на затылке, вместо обычной одежды — дурацкая больничная пижама. Состояние как после хорошей попойки.

— Значит, он говорит по-шведски? — осторожно задал вопрос Хультин, наклоняясь к раненому герою.

— Да, — сонно пробормотал Нурландер.

— Ты что-нибудь еще помнишь?

— Он был весь в черном. Лицо закрыто черной маской. Нисколько не нервничал, даже когда держал меня под прицелом. Просто почему-то не захотел убивать и стрелял специально мимо. Потом прыгнул в довольно большую машину, кажется, коричневый джип, и уехал.

— Серийный убийца, псих, на совести которого куча жертв. И стреляет не первый раз. А тебя не убил. Почему?

— Спасибо, что поддерживаете меня в трудный момент, — сказал Нурландер и погрузился в сон.

Хультин поднялся и перешел к соседней кровати. На ней лежал еще один раненый герой. Всю тяжелую артиллерию отдела вывел из строя один и тот же человек. Это плохо.

Лицо Гуннара Нюберга украшала широкая повязка. Нос был сломан в трех местах. Нюберг не мог понять, как такая маленькая часть тела может сломаться в стольких местах. Но больше всего страдала душа. Он знал, что никогда, сколько бы ни старался, он не сможет избавиться от воспоминаний о мучениях Бенни Лундберга. Наверно, он даже умирать будет с мыслью об этом.

— Как он? — спросил Нюберг.

Хультин со вздохом устроился на стуле для посетителей.

— Вигго? Поправляется потихоньку.

— Не Вигго. Бенни Лундберг.

— Последние сведения были неутешительны. Он жив и будет жить, но связки сильно травмированы, нервные стволы в затылочной части полностью повреждены. Он подключен к аппарату искусственного дыхания и находится в состоянии тяжелейшего шока. Преступник в полном смысле слова напугал его до потери разума. Он находился за гранью того, что под силу человеку, и пока неясно, есть ли оттуда обратный ход.

Хультин неловко положил на столик Нюберга гроздь винограда и продолжил:

— Твоя выдержка спасла ему жизнь. Если бы ты запаниковал и стал выдергивать щипцы, он был бы уже мертв. Врач-отоларинголог, которого ты вызвал, вынимал их целый час, ему пришлось оперировать Лундберга прямо на месте. Хорошо, что в подвале оказался ты, а не Вигго, это я говорю тебе честно, благо он все равно спит и не слышит.

Хультин замолчал и посмотрел в глаза Нюбергу. В них появился слабый, но все же заметный свет.

— Ты сам-то как?

— Плохо, — сказал Нюберг. — Я в бешенстве. Я хочу раздавить этого типа, даже если сам при этом сдохну.

Хультин растерялся. С одной стороны, хорошо, что Нюберг забыл про пессимизм и старость, мысли о которой отравляли ему жизнь в последнее время, с другой — бешеный Нюберг подобен неуправляемому локомотиву.

— Выздоравливай и выходи скорее на работу, — только и сказал Хультин. — Ты нам нужен.

— Я бы хоть сейчас вышел, если бы не это дурацкое сотрясение мозга.