Книга Опальные воеводы - Андрей Богданов

Удивительные речи услышал в ответ посланец Речи Посполитой! Иван Грозный изволил не уразуметь, что речь идёт о его сыне.

«Если паны захотят меня взять в государи, — говорил царь, — то увидят, какого получат во мне защитника и доброго государя. Не будет тогда выситься сила поганская, и ни одно королевство против нас не устоит, не устоит и сам Рим.

В вашей земле многие говорят, что я зол (ничего подобного гонец не говорил. — Авт.). Правда, я зол и гневлив. Однако пусть меня спросят: на кого я зол? Неудивительно, что ваши паны людей своих любят{32; а мои люди подвели меня к крымским татарам, которых было 40 000, а со мною только 6000: равно ли это? При том я ничего не знал о татарах. Хотя бы моим воеводам и трудно было одолеть такого многочисленного неприятеля, однако пусть бы, потеряв несколько тысяч своих людей, принесли ко мне хотя бы плеть татарскую — я и то с благодарностью бы принял{33.

Я не силы татарской боялся, но видел измену своих людей и потому своротил немного в сторону от татар. В это время татары вторглись в Москву, которую можно было бы оборонить и с тысячью человек. Но если большие люди оборонять не хотели, то меньшим как это было сделать? Москву уже сожгли, а я ничего об этом не знал. Так разумей, какова была измена этих людей против меня! Если кто и был после этого казнён, то казнён за свою вину. Спрашиваю у тебя: у вас изменника казнят или милуют? Думаю, что казнят{34.

А если Богу будет угодно, чтоб я был у вас государем, то наперед обещаю сохранить все шляхетские права и вольности и, смотря по надобности, дам большие.

Изменники мои, которые уехали из моей земли в вашу, могут убежать в орду или в Турцию. Пусть паны ваши постараются задержать их, а я, клянусь Богом, не буду им мстить. Курбский отнял у меня жену (?!), а я свидетельствую Богом, что не думал его казнить. Пусть ваши паны отнимут у него владения и смотрят, чтобы он куда-нибудь не ушёл.

Я за Полоцк не стою со всеми его землями, уступлю и своё московское, пусть только уступят мне Ливонию по Двину, и заключим мы вечный мир с Литвою.

У меня только два сына, как два глаза. Отдать на королевство кого-нибудь из них всё равно, что из человека сердце вырвать».

В заключение Грозный высказал недвусмысленную угрозу протестантам, которых в Польше и Литве было довольно много, и предложил панам немедленно отправить к нему большое посольство.

* * *

Через год в Москву приехал литовский посол Михаил Гарабурда с конкретными условиями избрания на королевский престол или царевича Фёдора, или, согласно желанию Грозного, самого царя. Но напрасно было бы думать, что московский государь станет вдаваться в обсуждение условий. Посвятив им несколько слов, он повёл пространную речь в оскорбительном тоне.

«Зачем я вам дам сына своего, князя Фёдора, к убытку для своего государства? Гораздо лучше, если б я сам был вашим государем! И то не годится, что по смерти государя государство не принадлежит потомкам его, — так нельзя, так мы сына своего не дадим.

Что с того, что немецкий император и французский король прислали к вам, выдвигая своих царевичей? Нам это не в пример. Кроме нас да турецкого султана нет государей, чей род царствовал бы непрерывно двести лет, потому другие и выпрашивают у вас почести!

Русский государь будет у вас с условием, что Польша и Литва вечно будут владением нашего рода, соединятся с нашим государством и Киев вы уступите нашему государству. Писаться же будете в моём титуле после других земель так: «Божиею милостию господарь царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, киевский, владимирский, московский, король польский и великий князь литовский и великий князь русский, Великого Новгорода, царь казанский, царь астраханский» и т. д.

А если бы великое княжество Литовское захотело нашего государствования одно, без Польши, то это нам ещё приятнее. Я бы ездил к вам время от времени с опричниками и с детьми, потому что дети не могут без нас оставаться.

Ездить в ваши государства трудно, так что лучше выберите на королевство императорского сына, а с нами заключите мир — и нам это спокойнее, да и землям также. Но если Польша и Литва не хотят императорского сына, а хотят нас, то мы согласны быть их государем. Только паны должны поклясться над нами и нашими детьми ничего дурного не делать, ни одного государя против нас не подводить, ни в какое государство нас не выдать и никакой хитрости не замышлять».

Царь завершил разговор, сообщив послу сведения о людях, тайно призывавших его на Литовское государство в великие князья. А вдогонку Гарабурде посланы были дополнительные требования Грозного.

Первое из них — короноваться на корону польскую и великокняжескую «по христианскому обычаю» православной Церкви, запретив в это же время католическую службу, — нельзя было рассматривать иначе как отказ от короны в самой оскорбительной для большинства поляков-католиков форме.

Второе условие — разрешить самому Грозному «выбирать и высматривать» в Польше и Литве жён себе и сыну — лишний раз демонстрировало его горячечное сластолюбие, заставлявшее перебирать жён (своих и сыновних) из разных уголков земли, вплоть до Кавказа{35.

Третье требование — по избрании Грозного на престол дать ему свободный выезд из Речи Посполитой, когда между «государем» и «землёю» «учинится мятеж», — напоминало о склонности царя к войне со своими подданными и трусости Грозного, чуть было не убежавшего и из России.

Снабдив таким «капиталом» сторонников союза с Россией, Грозный не послал своих людей на сейм, чтобы хотя бы помочь избранию имперского принца, за которого на словах выступал. Королем избран был французский принц Генрих Анжуйский, вскоре покинувший Польшу ради борьбы за власть во Франции (1574).

На новый избирательный сейм из Москвы поехал лишь «легкий» гонец, который, в отличие от послов других государств, не мог даже выступить. Между тем положение на сейме было острым. Против эрцгерцога Эрнеста, сторонника мира с Московским царством, была выдвинута кандидатура знаменитого венгерского полководца Стефана Батория.

Программа, оглашенная на сейме послами Батория, была проста: сохранить все права магнатов и шляхты, во всём сообразоваться с их волей и заплатить все королевские долги; лично предводительствовать войсками; сохранять мир с татарами и турками, выкупив у них польских пленных.

Ударным пунктом программы была война с Москвой. Баторий обещал привести в Речь Посполитую закалённое воинство, собрать под свои знамёна многоплеменные полки и нанести Московской Руси сокрушительное поражение, отбив обратно всё, что было завоевано русскими!

Турецкий султан и крымский хан активно поддерживали эти намерения. Они не только оказывали финансовую и дипломатическую помощь Баторию, но и послали свои войска в страшный набег, разоривший Подолие, Волынь и Червенскую Русь, продемонстрировав актуальность его программы примирения с басурманами.