Книга Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 - Карл Хайнц Абсхаген

Окончательная редакция договоренностей была оглашена в Праге в конце мая 1942 г. на совместном совещании высших должностных лиц гестапо, СД, уголовной полиции и сотрудников абвера, на котором присутствовали Канарис и Гейдрих, который являлся «имперским протектором» Богемии и Моравии. Выбор места совещания можно интерпретировать как стремление Гейдриха зримо продемонстрировать свою победу над абвером.

Таковыми в общих чертах были внешние проявления характера взаимоотношений Канариса и Гейдриха в начальный период войны. Они не позволяют однозначно установить, чем именно было вызвано недоверие Гейдриха к Канарису. Лежала ли в основе недоверия обычная неприязнь нацистского функционера и главного полицейского страны к беспартийному руководителю одного из ведущих ведомств вермахта, или же у Гейдриха имелись веские основания для подозрений. Из показаний штандартенфюрера СС и начальника отдела IV управления РСХА Хуппенкотена можно заключить, что гестапо долгое время не располагало достаточными компрометирующими материалами, позволяющими применить карательные меры против Бека, Канариса и Остера, вокруг которых группировались активные участники движения Сопротивления, еще задолго до войны готовившие государственный переворот. Как известно, после 1938 г. эти планы приняли вполне конкретную форму. Однако, по словам того же Хуппенкотена, у гестапо накопилось немало фактов, свидетельствовавших о зреющих в руководящих кругах вермахта планах свержения гитлеровского режима и о причастности к этому абвера.

Первый повод для подозрений возник, по-видимому, в связи с так называемым инцидентом у Венло. Недалеко от голландского городка Венло, вблизи голландско-германской границы, но на голландской территории, агенты гестапо 8 ноября 1939 г. захватили и вывезли в Германию двух сотрудников английской секретной службы по фамилии Бест и Стивенс. Руководил операцией Шелленберг, будущий начальник службы внешней разведки СД (VI управление РСХА). И хотя захваченные англичане никого конкретно не называли по имени, из материалов допросов можно было сделать вывод, что английская спецслужба располагала сведениями о заговоре против Гитлера высших немецких военных чинов, рассчитывавших на поддержку западных держав. Показателем недоверия Гейдриха к Канарису и абверу в целом может служить тот факт, что начальник РСХА отказался познакомить Канариса с протоколами допросов Стивенса и Беста; на вопрос о возможном наличии в них сведений, компрометирующих кого-либо из сотрудников абвера или из военнослужащих, Гейдрих ответил отрицательно, но добавил, что в высших кругах вооруженных сил есть колеблющиеся элементы.

Ранее мы уже говорили о предпринятом гестапо расследовании случая предупреждения западных государств, касающегося наступления, намеченного на 10 мая 1940 г. Тогда следы тянулись в Ватикан, но гестапо так и не удалось докопаться до истины. Между тем, по словам ведущих сотрудников гестапо, Гейдриху бросилось в глаза, что абвер интенсивно интересовался в РСХА результатами проводимого гестапо розыска источника утечки информации, но ничего не сообщал о собственных мерах для разоблачения предателя. И именно из-за отсутствия доверия Гейдрих категорически запретил знакомить абвер с ходом следствия, оставив за собой единоличное право на комментарии по делу Беста и Стивенса.

В начале 1942 г. СД впервые обнаружило, что Остер, вопреки договоренностям между гестапо и абвером о разделе полномочий, занимается сбором внутриполитической информации. Арестованный бывший председатель земельного суда доктор Штрассманн, пытавшийся наладить контакт с представителями левых германских кругов с целью обмена информацией о ситуации в стране, на допросе показал, что делал это по заданию двух сотрудников Центрального отдела абвера, которым тогда руководил Остер. Кажется странным, что Гейдрих, ссылаясь на данный случай, в разговорах среди высокопоставленных чиновников РСХА прямо обвинял абвер в злостном нарушении условий соглашения, однако воздержался от каких-либо ответных мер. До своей смерти, последовавшей через несколько месяцев, он к этому делу больше не возвращался.

По свидетельству бывших ближайших помощников Гейдриха, таковы некоторые из подозрительных моментов, имевших отношение к абверу и ставших известными ему, как шефу РСХА. Вообще же Гейдрих редко делился с кем-либо из окружения своими знаниями. Особенно скуп он был на сведения деликатного характера, сводя до минимума число осведомленных лиц. Например, в детали расследования по факту утечки информации, касавшейся предстоящего наступления на западе, по распоряжению Гейдриха, были посвящены только группенфюрер Мюллер, штандартенфюрер Шелленберг, Хуппенкотен и, естественно, сотрудники РСХА, непосредственно занимавшиеся разбирательством. И встает вопрос: не было ли Гиммлеру и Гейдриху, получавшим со всех сторон секретную и сверхсекретную информацию, известно о враждебной деятельности отдельных работников абвера гораздо больше, чем они сообщали даже самым своим доверенным лицам? И нет никакой уверенности в том, что оба они никогда и ничего не утаивали друг от друга. Во всяком случае, можно предположить, что Гиммлер, самостоятельно установивший через юриста Лангбена контакты с противниками продолжения войны, имел представление об аналогичных усилиях, предпринимавшихся с разных сторон. Вскоре Лангбена арестовали и, как слишком много знавшего, повесили. На основании тех сведений, которые Лангбен сообщал своим друзьям в лагере заговорщиков, в том числе послу фон Хасселю, можно заключить, что в ближайшем окружении Гиммлера после провала немецкого наступления под Москвой, то есть уже зимой 1941 г., стали подумывать о том, чтобы отстранить Гитлера от власти и поставить во главе государства рейхсфюрера СС.

Располагая поступавшим отовсюду обширным материалом, который регулярно ложился Гиммлеру на стол, не нужно было обладать особой фантазией, чтобы сообразить, что имелись лица, подумывающие о том же, и что абвер, долгие годы вызывавший подозрение и чувство ревности, играл при этом не последнюю роль. И если Гиммлер и Гейдрих, действуя согласованно, ничего против не предприняли, то, вероятно, считали целесообразным позволить заговорщикам, военным и абверу организовать путч и сместить Гитлера, а лишь потом самим выступить, опираясь на вооруженные формирования СС. Тогда можно было бы объявить себя спасителями страны от «реакционеров», устранивших фюрера, и во всеобщей неразберихе захватить власть.

Разумеется, все это лишь наши догадки – никаких документов, указывающих на подобные планы руководства СС, не существует, – и все же некоторые косвенные данные свидетельствуют об их правомочности. Конечно, эту кажущуюся пассивность можно объяснить и обычной полицейской уловкой. Обладая вескими доказательствами антигосударственной деятельности каких-либо лиц, спецслужбы порой находят разумнее, пока замыслы и намерения не воплощаются в конкретные практические действия, держать противников режима под пристальным наблюдением, полагая, что лучше иметь дело с «подконтрольными» заговорщиками, чем, вспугнув их арестами, заставить затаиться в подполье, вне поля зрения карательных органов.

Как мы уже говорили, смерть Гейдриха Канарис воспринял с чувством огромного облегчения. Его не покидало ощущение, что Гейдрих слишком близко подобрался к нему. Со своими противниками в РСХА калибром помельче он надеялся без особого труда справиться, хотя постоянно приходилось остерегаться группенфюрера Мюллера, начальника гестапо. С преемником Гейдриха, обергруппенфюрером СС Кальтенбруннером, он долго не стремился налаживать личные контакты. Впервые они встретились 22 февраля 1943 г., через девять месяцев после гибели Гейдриха, в мюнхенской гостинице «Регина». У нас есть описание этой встречи одним из ее участников, и она в некотором роде довольно любопытна. Произошла встреча в тот самый день, когда в тюрьме Стадельхайм были казнены брат и сестра Шолли, организаторы студенческих выступлений против нацистского режима в Мюнхенском университете. Канариса глубоко потрясла участь этих молодых людей и жестокость судебного процесса над ними, проходившего под председательством бригадефюрера СА, руководителя Народной судебной палаты Роланда Фрейслера. Видимо, под впечатлением пережитых душевных волнений он в первой половине переговоров с Кальтенбруннером выглядел, по словам сопровождавших его лиц, довольно подавленным, несколько неуверенным и почти робким. Не исключено, что угнетающе воздействовала и внешность нового шефа РСХА: высокого роста, широкоплечий, с глубокими складками на щеках, он своей фигурой походил на альпийского дровосека. Его тяжеловесная манера выражаться, указывающая на медленно работающие и реагирующие мозги, также нервировала Канариса. Его неуверенность возросла, когда он услышал, с каким пренебрежением и бессердечием Кальтенбруннер прокомментировал возникшие среди населения Мюнхена волнения в связи с казнью брата и сестры Шоллей. А потому Канарис старался отделаться общими пожеланиями плодотворного сотрудничества. В ответ Кальтенбруннер обрушился с резкой критикой на руководителя венского филиала абвера графа Марогну-Редвица, который якобы, по имеющейся у Кальтенбруннера информации, поддерживал связь с австрийской консервативной оппозицией и, кроме того, сохраняет чересчур дружеские отношения с сотрудниками венгерских спецслужб, подозреваемыми в проанглийских симпатиях.