Книга Город мертвых - Дин Кунц

– Влево шаг, вправо шаг и вперед, оп-оп. Влево шаг, вправо шаг и вперед, оп-оп. Пируэт!

Эрика отвлеклась от своей работы, чтобы понаблюдать за процессией. Ее мягкая улыбка была доброй, истинно материнской. Эддисону хотелось поцеловать эту улыбку, не просто Эрику, но улыбку, дабы узнать ее вкус и ощутить ее спокойствие.

Джоко, добравшись до передней лестницы, начал подъем.

– Три ступеньки вверх, одна ступенька вниз, хлопай попой, хлоп-хлоп-хлоп! И три шага вперед, и шаг один назад, захрюкать, как свинья, я рад-рад-рад!

Когда все дети поднялись за Джоко, а хлопанье и хрюканье стихло, Эрика сказала:

– Сегодня они будут хорошо спать.

– Особенно Джоко, – добавил Эддисон.

– О, Джоко редко спит. Иногда он втыкает столовую вилку в розетку и отключает себя на час. Не знаю, почему его не убивает это, но не убивает, а мне пришлось научиться с этим жить.

* * *

Расти, стоя в темном коридоре рядом со спальней Коррины Рингвальд, знал: что-то стоит слева, на расстоянии вытянутой руки от него, и предполагал, что стоит там еще одна мерзость вроде той, которая убила людей в «трэйлблейзере». Дзинь-дзинь-дзинь. Он не слышал дыхания, но, возможно, этим тварям не требовалось дышать. Дзинь-дзинь. Он ждал, что эта тварь кинется вперед и растворит его или сделает что-то еще, как с людьми во внедорожнике, однако существо просто стояло там в бархатной темноте. Дзинь-дзинь.

Он хотел было сбежать вправо, добраться через тьму к смутному свету, проникавшему на лестницу от окон первого этажа. Но спохватился, подумав о том, что другая тварь может ждать его там, что его загоняют, он обречен, куда бы ни повернул. Расти слишком давно вернулся с войны, его нервы стали гражданскими, он не мог за такое короткое время справиться со страхом смерти, как справлялся с ним на поле боя.

Спустя всего лишь полминуты Расти понял – свет предпочтительнее сохранения темноты, и не важно, насколько жуткое присутствие он может обнаружить. Он нащупал на стене за спиной, у двери в спальню, пластиковый прямоугольник, головку крестового болта, а затем и выключатель в середине. Помедлил немного, зная, что истина ждет его приказа, и, переждав дрожь ужаса, холодную, будто сухой лед, включил потолочные светильники в коридоре.

Ничто не ждало его справа, как он боялся, но сразу слева стоял человек в деловом костюме, и лицо его искрилось осколками битого стекла. Хотя нет, его лицо и было битым стеклом, без плоти и черт, лишь волосы над ним, уши по бокам, строгая линия челюсти, выступ подбородка. Само же лицо состояло из щетинящихся осколков прозрачного оконного стекла, которые постоянно смещались, словно цветные стекляшки в калейдоскопе: дзинь-дзинь-дзинь… дзинь-дзинь…

Расти замер на месте от ужаса, а отлично скроенный деловой костюм внезапно стал паром, туманом, который эта штука впитала в себя, открыв не человеческое тело, а всего лишь нечто наподобие, сделанное из тускло-серой субстанции с прожилками блестящего серебра. Внезапно из разных мест этого тела выдвинулось стекло в виде цветков с острыми лепестками, блестевших сотнями лезвий.

Расти вспомнил звук бьющегося стекла, услышанный раньше с первого этажа, и почувствовал, что дождь звенящих осколков как-то связан с этой странной инсталляцией, хотя и не мог понять, как и почему.

Из места, где должен был находиться рот, ощетинившееся лицо внезапно плюнуло несколькими длинными и острыми осколками, просвистевшими со скоростью выпущенных из лука стрел мимо головы Расти. Они разбились о дальнюю стену в конце коридора.

Расти помчался к лестнице.

* * *

Рой над головой кружил, кружил, жужжал и шипел, и Карсон никак не могла отделаться от мысли, что все люди в этой комнате – всего лишь блюда на шведском столе. Густая туча серых блестящих наноживотных, нуждавшихся в топливе для строения, сейчас обдумывала варианты, сопоставляла имеющиеся материалы с желаемой целью. Предположение, будто у миллиардов этих мелких созданий был какой-то эквивалент вкусовых сосочков и кулинарных предпочтений, конечно, абсурдно. Однако данная колония по самой своей природе была настолько чуждой, что Карсон просто не представляла, как и почему эта штука решает действовать, зато могла проанализировать ее действия и попытаться предсказать следующий шаг, что было возможно лишь при использовании знакомых терминов, какими бы бесполезными они ни казались.

Теория о том, будто атаку спровоцирует движение, не оправдала себя.

Рой внезапно начал вращаться мерцающей спиральной туманностью, которая свивалась в быстро уплотняющуюся форму. Из центра субстанции сформировалось нечто вроде торнадо, ударило в одного из Всадников, парализованного ужасом, как и все остальные, а затем втянуло его целиком, словно желатинового, по воронке торнадо в кипящее над ней облако, не оставив ни ошметка плоти, ни обрывка одежды.

* * *

После того как девять коконов вспыхнули в старшей школе, Салли Йорк и новые Безумные Отморозки забрались обратно в «хаммер» и отправились на поиск очередных проблем.

Брюс Уокер, снова ехавший впереди, теперь был более вовлеченным, более живым, чем Салли видел его в последние полтора года, с тех пор как скончалась его Ренни. Что-то в Брюсе умерло вместе с ней, и это было понятно, поскольку их долгий брак являлся не просто привычкой, сложившейся за годы взаимовыгодных отношений, но и выражением истинной любви. Любовь рано или поздно испытывают все, кто открывает свое сердце, однако истинная любовь была редкой и драгоценной вещью, черт ее подери, сокровищем, требовавшим вмешательства судьбы: два сердца, которым судьба предначертала стать одним, должны были найти друг друга среди живущих в мире миллиардов. Истинная любовь, дарованная Богом, была Экскалибуром[42] эмоций, и коль ее узнаешь с первого взгляда, вытащишь этот благородный меч из камня, жизнь становится величайшим приключением, даже если всю ее провести в одном маленьком городке.

Салли знал любовь, но не истинную. Последняя не определялась готовностью умереть за того, кого любишь. Это была лишь часть истинной любви, малая часть. Черт, да он был готов умереть за женщин, которых любил, за женщин, которых не любил, и даже за нескольких жутких, крайне не нравившихся ему, именно поэтому он и оказался с одним глазом, одним ухом и одной рукой. Истинная любовь означала желание жить ради женщины, ставшей второй половиной твоего сердца, работать до седьмого пота в случае необходимости, знать ее мысли как свои собственные, любить ее так, как любишь себя, дорожить ею больше всего на свете до конца твоих дней. Вот в чем заключалась истинно мужественная и восхитительная жизнь, с которой не сравнятся и десять тысяч экспедиций на десять тысяч Амазонок!

Салли посмотрел через зеркало заднего вида на Грейс Ахерн, сидящую за ним с юным смелым Тревисом.