Книга Южнорусское Овчарово - Лора Белоиван

В ночь с четвертых на пятые сутки Максу приснился отчетливый и складный производственный сон – про учебную тревогу на судне, где он должен был заводить двигатель на шлюпке по правому борту, – и в этом сне знакомый уже голос сказал совершенно не приделанную к сюжету фразу: «Тебе бы все сладкое да сладкое, а суп кто жрать будет».

Макс вряд ли смог бы объяснить, зачем он стал записывать эти фразы из снов. Вроде бы и ясно: чтоб не забыть. Но в чем необходимость этого запоминания, Макс не думал: просто купил тетрадку и записал: «Тебе бы все сладкое да сладкое, а суп кто жрать будет». Фраза казалась ему знакомой, она вполне могла быть адресованной ему в детстве, но бабка бы не сказала слово «жрать», а дед совершенно не касался вопросов детского питания, да и голос во сне был чужим.

После того, как из маленькой комнаты была изъята дедова кровать, комната оказалась не такой уж и маленькой. В принципе, уже можно было перетащить матрас сюда, между воспоминаниями о рассаде и грузилами (их в секретере не оказалось: кто-то из родни, видимо, тоже оказался рыбаком); но Макс решил, что из-за соседского фонаря спать здесь будет трудно.

В бытовых хлопотах прошла вся первая неделя. Иногда Максу казалось, что он живет в старом бабкином доме гораздо дольше, а иногда – как будто приехал сюда позавчера. До официального вступления в наследство было еще четыре месяца, но Макс, уже обладая домом дефакто, не связывал с предстоящим статусом де-юре никаких дополнительных перемен. Каждый день он возился по хозяйству – что-то мыл, что-то белил, что-то красил, менял старую проводку, рассыпающуюся в руках от ветхости, – и к вечеру валился от усталости. Усталость его была умиротворяющей, сытой, гладкой, как кот, она мягкими лапами запрыгивала на него задолго до полуночи, увлекая на матрас. Тогда он вползал под одеяло, включал какой-нибудь детектив – и тут же засыпал до утра сном глубоким и спокойным. Тем не менее в тетрадке для фраз последовательно появились:

5). «Главное, не надо торопиться, все торопыги как торопыги, а ты нет».

6). «На севере шашлык очень хорошо»;

7). «Когда черепахи придут, не спрашивай откуда».

В субботу Макс опять подступился к шкафу и опять не стал разбирать его.

Эти два навязчивых желания – разобрать шкаф и оставить его на месте – сменяли друг друга так часто, что Макс не успевал принять решение. Шкаф – тяжелый, пустой и странно гулкий внутри – как будто врос в пол. Макс несколько раз примеривался к его весу: налегал плечом и пытался сдвинуть допотопную мебелину с места, но она даже не шелохнулась. В день накануне приезда друзей Макс все-таки решил разобрать шкаф, чтобы вывезти его на Тохином грузовике вместе с останками дедова корабля, на котором тот переплыл Стикс.

Макс открыл левую дверцу и осмотрел внутренние крепления. Нутро шкафа казалось странно уютным. Подчинившись какому-то детскому порыву, Макс шагнул внутрь шкафа и, не успев закрыть за собой дверь, вдруг вывалился оттуда, при этом больно ударившись затылком об пол. Он не понял, в какой момент оступился, да и не стоил этот факт отдельного понимания; достаточно было того, что в шкаф он лезть расхотел, ребяческое настроение улетучилось, и во второй раз он подошел к шкафу уже с отвертками и пассатижами. Потянул за ручку и замер в крайнем изумлении: дверца не открывалась. Ни эта, ни другая, ни – Макс проверил их все – третья. Шкаф был заперт. Макс поочередно провел ладонью по всем трем дверцам, как будто надеялся нащупать замочную скважину, но панели были такими же гладкими на ощупь, как и на обычный свой вид.

Навстречу Антону и Серому он вышел с отвертками в обеих руках, долго не мог сообразить, куда их пристроить, в итоге положил прямо на крыльцо и сообщил друзьям, что шкаф выбрасывать не будет. Кровать да, а шкаф пока нет.

Без кровати, прислоненной к стене дома, как будто стало легче дышать. Макс обошел свое имение, присматривая место для новенького мангала – такое, чтобы огонь от костра не опалил ветки старых яблонь. Место нашлось в десятке метров от задней стены дома. Пока друзья ездили сдавать металлолом, Макс установил мангал, настрогал щепок и мимоходом сообразил, что случайно выполнил рекомендацию голоса из своего сна: костровую площадку он, оказывается, организовал на севере. Что там еще было? Черепахи-торопыги?

Черепахи пришли на свет костра уже после шашлыков и отъезда Тохи с Серым в город. Сперва одна: эта была покрупнее, поамбалистее. За нею – помельче, пожиже в лапах и с более тонкой шеей. Они вышли из сорных зарослей, амбал остановился и вытянул мощную шею, как будто принюхиваясь к запаху жареного мяса; жидкая черепаха шла след-в-след и, не сбавляя скорости, ткнулась в хвост товарища. Макс засмеялся и протянул руку, чтобы толкнуть Тоху – мол, посмотри, что это, черепахи откуда-то, – но в тот же момент, когда рука его натолкнулась на пустоту, вспомнил, что друзья уехали еще в сумерки, а сам он вернулся к костру и задремал.

Черепахи между тем, двинулись в путь. Амбал уверенно пошел в обход костровища, держась кромки травы, а его более слабый друг следовал за ним, никак не проявляя интереса к местности. Макс провожал их взглядом, пока они не скрылись за границей света, выкурил две сигареты, затушил из старой бабкиной лейки костер и пошел в дом, почти наверняка зная, что получит нагоняй за позднее возвращение.

Дед и бабка сидели за пустым кухонным столом, как в тот раз, давным-давно, когда он впервые опоздал домой на добрые пару часов.

– Баб, деда, я тут был, за домом, уснул просто нечаянно, – сказал Макс. – А а вы от…

– Тссс. – Дед приложил палец к губам. – Тихо.

– Да ты чего шумишь-то? – сказала бабка. – Ночь ведь на дворе.

Макс остановился в дверях, не решаясь присесть за стол рядом с ними, и от этой невозможной возможности вдруг сделалось больно глазам. Тут же вспомнил про кровать, вывезенную в металлолом.

– Дед, я твою кровать выбросил, – сказал он.

– Ну, выбросил и выбросил, – ответил дед, – ничего.

– А спишь на чем? – спросила бабка. – Раскладушку-то твои суханским отдали.

– Матрас купил, – сказал Макс и зачем-то уточнил: – С пружинами.

Помолчали.

– Ну, мы пойдем пока, – сказал наконец дед и встал с табуретки.

Бабка поднялась следом.

Макс посторонился, чтобы пропустить их в дверь на улицу, но они направились в зал: первым шел дед, за ним семенила бабка. Макс, помедлив всего секунду, тронулся вслед за ними, но отстал непоправимо, безнадежно – когда он вошел в большую комнату, то едва успел заметить, как закрывается за бабкой крайняя, левая дверца шкафа. Он в два шага пересек комнату и рванул дверцу на себя: в шкафу было, как всегда, пусто.

Он еще несколько раз встречался – в саду, или на дорожке к дому, или возле калитки – с черепахами, но те каждый раз делали вид, что не узнают его. А потом настала зима, и Макс юридически вступил в права наследования. До этого момента прошло примерно две трети тетради, а потом она остановилась. Никаких фраз больше не было. Никаких черепах, никаких приказов и рекомендаций.