Книга Дзержинский. Любовь и революция - Сильвия Фролов

В конце 1920 года, проконсультировавшись с Луначарским, Дзержинский направляет свою сотрудницу Калинину в юго-восточные районы России с задачей составить рапорт о беспризорных.

Количество бездомных детей достигло в последнее время катастрофических размеров; дети неорганизованной, беспорядочной массой идут куда-нибудь на юг, где, по их мнению, тепло и нет голода, – сообщала он ему в рапорте. – По пути они объединяются, занимая целые составы. На крупных узловых станциях они располагаются лагерями в ожидании следующего поезда. Этот поток детей растет изо дня в день и приобретает очень угрожающий характер. В поиска выхода из ситуации начальник эвакуационного пункта кавказского фронта издал недопустимый приказ выставить кордон, чтобы не пропустить ни одного из этих детей на Кавказ. Такие же кордоны выставлены на Дону и в других местах. Ребенок попадает тут как в ловушку, и в какую бы сторону он ни повернулся, везде натыкается на оружие491.

Калинина осмотрела также приюты, где на одной кровати спало по шесть-восемь детей. У них не было ни одежды, ни лекарств, даже тряпок, чтобы обернуть зимой ноги. Они ходили босиком и обмораживали ноги. Ели из консервных банок, пухли с голоду.

Спасение беспризорных стало для Дзержинского самым важным сражением его жизни492. Проанализировав рапорт Калининой, он немедленно доложил о проблеме Ленину, и в январе 1921 года был назначен председателем Комиссии по вопросам улучшения быта детей, а через два года – председателем Комиссии по организации недели бездомного и больного ребенка. К работе обеих комиссий он привлекает представителей комиссариатов просвещения, продовольственного снабжения, здравоохранения, а также рабоче-крестьянской инспекции. Но прежде всего – свои службы, так как считал, что «наш аппарат относится к наиболее четко действующим. У него везде ответвления. С ним считаются. Его боятся»493.

И чекисты получают новое задание: вылавливать (дословно так, потому что дети прячутся в самых невообразимых местах) беспризорных и помещать их в детские колонии, которые создавал известный педагог Антон Макаренко494. Феликс лично участвует в акции: ходит по дворам, заглядывает в помойки, в котлы для растапливания асфальта, канализационные люки и уборные. Он собирает этих маленьких человеческих обтрепышей как завшивевших котят из дикого помета. И рассылает категорические приказы. Например, тамбовской ЧК: «Занятый Специальным отделом ЧК отремонтированный дом отдать под больницу для детей, так же как и огороды». Он требует отдавать детские учреждения под опеку промышленных предприятий, общественных или военных организаций, которые должны эти учреждения дофинансировать и контролировать. Он велит создавать в детских колониях мастерские, которые приучат детей к труду, научат профессии и вместе с тем принесут средства, необходимые колонии для выживания; если в колонии есть земельные участки, он распорядился устраивать на них сельские хозяйства. Он помечает, что необходимо: «не хватает 25 тыс. кружек, надо сшить 32 тыс. телогреек, необходимо материала на 40 тыс. комплектов детской одежды, кожи на подошвы для 10 тыс. пар обуви». В другой раз записывает: «Ясли в районе Басманной, приют на улице Покровка. Нет кроватей, холодно. На 25 младенцев одна няня. Кухарка и сестра-хозяйка питаются за счет детей».

Первая детская коммуна по проекту Макаренко была создана в Болшево под Москвой; Дзержинский часто туда ездил, а после его смерти коммуна была названа его именем. Возвращаясь оттуда, он с восхищением рассказывал: «Вы не поверите, но эти грязнули – это мои лучшие друзья. Я у них отдыхаю».

Когда в борьбе с бездомностью детей появились первые успехи, со всей России посыпались благодарственные письма, а пионерские дружины называли Железного Феликса своим патроном. Он получал от них такие письма:

Дорогой товарищ Дзержинский! Мы, молодые пионеры вновь организованного 30 отряда в городе Воронеж шлем Вам горячий пионерский привет, а также сообщаем Вам, что наш отряд мы назвали Вашим именем и присвоили Вам звание почетного пионера. (…) Знакомясь с Вашей биографией, Вашей деятельностью, являющейся частичкой деятельности и жизни нашей коммунистической партии, мы будем учиться на Вашем примере, чтобы стать такими же несгибаемыми большевиками495.

При всем при этом – несмотря на самые искренние намерения председателя ВЧК – акция помощи беспризорным была для ведомства на Лубянке только своего рода фиговым листком. Она придавала спецслужбам человеческие черты (в период сталинского террора и первых показных процессов тридцатых годов Генрих Ягода будет хвастаться, что находясь на должности начальника НКВД, он продолжает начатую Дзержинским борьбу с бездомностью несовершеннолетних). Дзержинский говорил, что в Советской России для детей нет ни судов, ни тюрем. К сожалению, были и тюрьмы, и лагеря, а ЧК в значительной мере была ответственна за ужасающую ситуацию с российскими детьми. Когда они нарушали закон, их судили как взрослых, по крайней мере, в период красного террора (проверка московских тюрем, проведенная в марте 1920 года, показала, что пять процентов осужденных моложе семнадцати лет). Надежда Крупская с полной уверенностью заявляла заграничным средствам массовой информации: «У нас нет фабрик ангелочков». Это понятие, возникшее еще в царские времена, означало приюты для младенцев-сирот, в которых отмечалась высокая смертность. В большевистской России «фабриками ангелочков» становились советские сиротские приюты.

Любые репрессии властей, которые касались родителей, касались и их детей. Аресты взрослых, отправка их в тюрьмы, их казни, выселение, помещение в лагеря принудительных работ – результатом всего этого было то, что их дети либо попадали в приюты для сирот, либо становились беспризорниками. Либо заложниками. «В лагеря попадают дети, в том числе самые маленькие, даже младенцы, – докладывал Москве в 1921 году начальник Тамбовского губернского управления принудительных работ. – Прошу иметь в виду, что лагеря – это место для временного содержания (палатки на голой земле), что может привести к массовым заболеваниям среди детей»496. Проблема приобрела повсеместный характер и нарастала, поэтому ВЦИК издал циркуляр, в соответствии с которым детей надлежало перевести из лагерей в дома ребенка. Но в распоряжении было и дополнительное указание: указанный перевод не распространяется на семьи расстрелянных бандитов.

Итак, детей переводили, только… «То, что мы имеем – это не дома ребенка, а детские кладбища и клоаки в прямом смысле» – сообщали работники этих учреждений в руководимую Дзержинским Комиссию по улучшению быта детей. Кладбища – потому что дети массово умирали от множества болезней. Клоаки – потому что примитивные туалеты были настолько грязны, что доски прогнили от экскрементов и дети часто проваливались прямо в клоачные ямы. Случалось, что директорами этих домов ребенка назначались люди по партийному набору, не имеющие понятия о педагогике, но зато проявляющие садистские наклонности. Как жаловался в 1923 году на своего директора бывший учитель в доме ребенка в Актюбинске: «в середине ночи он устраивал построения, будил выстрелами спящих крепким сном детей, вытаскивал их из постели за волосы, угрожал револьвером. Доходило и до избиений». Осужденные родители были прекрасно осведомлены о таких условиях, поэтому часто предпочитали, чтобы дети оставались вместе с ними за решеткой – в тюрьме или лагере.