Книга Паутина судьбы - Валентин Пушкин

– Не помню, – Тася обиженно посмотрела в сторону.

Она молча страдала, испытывая банальную женскую ревность. Ведь она внутренне жила только его интересами, его писательской жизнью. Ей приходилось буквально разрываться между пьяницей сыном и любимым человеком, брак с которым так и не был оформлен. Она держалась сейчас подчеркнуто сурово, словно оставляя за собой право выражать несправедливую обиду.

– Ты мне не веришь? – простонал Морхинин, пытаясь самостоятельно снять костюм и рубашку.

Тася посмотрела на него еще раз внимательно.

– Боже мой! Валя, что с тобой? Скорее «скорую»! – невольно скаламбурила она, почти плача от досады и жалости.

Когда сняли рубашку и белье, она увидела на теле Морхинина громадный кровоподтек.

– У тебя жуткая гематома там, где был перелом…

– Не надо «скорую», – сказал Морхинин. – Мне надо позвонить сестре Романа Петровича. Его скрутили и увезли в наручниках.

Тася бросилась искать мазь. Позвала соседку Татьяну Васильевну. Вдвоем они наложили компресс.

– Но тебе нужен покой и обезболивающее.

– Это человек, который спас меня в прошлый раз.

Вошел сосед, тот, что научил Тасю работать на компьютере.

– Ого, что это с вами, Валерьян?

– Не то бандиты, не то менты. Нет, скорее какие-то спецсотрудники. Вроде ОМОНа, но в гражданском.

– ФСБ? – спросил молодой сосед, хмурясь. – Что им от вас нужно?

– Я шел с человеком, которого обвиняют в подготовке скинхедов. Он бывший офицер, воевал в Чечне. Это им по барабану, как модно теперь лопотать. У тебя есть мобильный? Принеси, мне надо позвонить.

Морхинин разыскал телефон и позвонил. Лида взяла трубку.

– Лидочка, я хочу вам сказать…

– Я уже все знаю, Валерьян Александрович, – перебила Лида. – Роману позволили позвонить. Его задержали как экстремиста. Сказали, что два раза в неделю он тренирует какую-то группу скинхедов. Безвозмездно. Для совершения экстремистских действий против граждан других стран. Говорят: расист. Какой он расист? Чего выдумывают? У нас раньше такого слова-то никто не знал.

– Не переживайте, Лида. Все, может быть, обойдется, – успокаивал Морхинин. – Идите завтра с заявлением в прокуратуру. Меня они тоже немного помяли. Только подживет, я приду в прокуратуру или в суд, когда будет нужно. Как свидетель. И как потерпевший.

– Завтра нужно вызвать врача, – вставил совет Игорь. – Пусть осмотрит Валерьяна и напишет официальное заключение. Хотя нынешние суды и прокуратуры бесполезны для простого человека. Правосудие применяется к тем, у кого лопатник набит зеленью.

– Будем надеяться на лучшее. До свидания, постарайтесь успокоиться, – сказал Морхинин Лиде, укладываясь на ложе страдальца, на котором несколько лет назад он уже претерпевал мучения. Правда, тогда у него еще разбили лицо. Сейчас он был бит более предусмотрительно. Лицо его изобличало страдания только меловой бледностью.

– Я сейчас шприц принесу, – заявил молодой сосед. – Укол обезболивающий сделаю писателю. Пусть не пьет водку с экстремистами.

– Ты же электронщик, а не медик, – удивился Морхинин. – Откуда у тебя замашки сестры милосердия? – шутилось с большим трудом.

– А вот ты, Игорек, про лопатник с зеленью… – напряженно раздумывая, спросила парня старушка Татьяна Васильевна. – Это что за средство такое?

Несмотря на бедственное положение Морхинина, все не удержались от усмешки.

XXVI

Через неделю Морхинин стал осторожно выходить на улицу.

Он встретился с Лидой Соболевой. Оба отнесли заявления в прокуратуру и в отделение милиции на Старом Арбате. Соболева требовала объяснений по поводу неправомерного задержания родственника. Морхинин как свидетель и как потерпевший выразил письменное возмущение по поводу произвола.

– Колосков оказал активное сопротивление, – сварливо заявила представитель прокуратуры, крупная некрасивая женщина в синем мундире. – Он почти нокаутировал двоих сотрудников в момент задержания.

– Задерживали Колоскова так, будто он совершил убийство!

– Он связан с организованной группой скинхедов, – буркнула представительница прокуратуры. – Занимается подготовкой экстремистов.

– Это надо вначале доказать, – вспылил Морхинин. – Если спортивный инструктор тренирует на общественных началах группу молодежи, это не значит, что он готовит экстремистов. В демократическом обществе… у вас ведь демократия…

– У кого это «у вас»? – злобно перебила женщина в синем мундире. – А у вас не демократия?

– У нас бесправие, рукоприкладство, не имеющее оснований задержание. Хоть бы постыдились иностранцев. Меня два индуса подняли с тротуара. За что били меня? Один из задерживающих… краснорожий такой… гад…

– Ну, вы поскромнее тут выражайтесь… – с пожелтевшим от ярости лицом стукнула по столу прокурорская дама.

– Ха, ха, ха! – театрально воскликнул Морхинин. – Послушали бы вы, как орали матом ваши сотруднички на всю Арбатскую площадь!

– Это не наши сотрудники, – несколько убавила нажим женщина в мундире. – Мы будем еще выяснять.

– Вот и выясняйте, какой краснорожий гад ударил кулаком по больному ребру, а потом ногой в живот пожилого человека, члена Союза писателей? Кстати, вот заключение врача. Я еще напишу обо всем этом и опубликую в газетах… – навалился с подобием журналистского пыла Морхинин. – И в Интернете… На весь мир напишу… На русском, английском и на китайском…

В отделении милиции они явились к начальнику. Молодой полковник, сияющий отменным здоровьем и, по-видимому, материальным благополучием, встретил их весьма любезно. И тут же начал шутить:

– Это не наши опера. Клянусь, у нас я лично допросил каждого. Они только руками разводят. Я тоже не понимаю, чем вызвано такое безобразие?

– Преступление неизвестных, как вы утверждаете, лиц произошло в вашем районе, господин полковник… – Морхинин с демонстративным вызовом глядел в упитанную физиономию милицейского начальника.

– Вообще-то положено обращаться «товарищ» или «гражданин»… – как бы замаслившись от явно импонирующего ему слова, поправил Морхинина довольный жизнью руководящий чин.

– Ну, какой вы… товарищ? – отреагировал избитый писатель. – вы господин… майн герр оберст… Когда меня известят?

– Как только все проявится, – внезапно потемнев и надувшись, произнес полковник.

Лида и Морхинин вышли на древнюю московскую улицу, пеструю от иностранных реклам, гремящую самодеятельными рок-группами, торгующую фальшивым советским обмундированием и наградами, переполненную праздными зеваками, озабоченными жуликами и закамуфлированными проститутками.

Лида вздохнула.