Книга Детям до шестнадцати - Виталий Каплан

И снова кольнула его мозги неразгаданная загадка: почему всё-таки Снегири так ненавидят Лиску? Теперь, когда есть волшебство, поможет ли оно узнать? Но ведь когда ещё Дима в своих уроках дойдёт до этой темы! А раньше времени спрашивать – так он обязательно поинтересуется: а зачем тебе? И что тогда? Врать, изобретая отмазку? Противно. Но давал же слово Лягушкиной! Никогда! Никому!

…Следующим уроком была литература, здесь же, в 42-м, поэтому рюкзаки и сумки оставили – и ринулись в столовую.

Творожная запеканка, политая сгущёнкой, стакан какао – вернее, коричневой жижи с запахом какао – вот и всё, чем сегодня радовали семибэшников. Конечно, можно было встать в очередь к окошку буфета, где тощая и злющая Зинаида Павловна торговала булочками, сосисками в тесте, пирожными и другими интересными вещами. Но тратить время не хотелось, да и выслушивать раздражённое «Ну, что тебе? Говори быстро, не один тут!» он тоже как-то не горел желанием. Фиг с ними, с сосисками.

А может, поволшебничать? Погладить буфетчице мозги, чтобы сделалась вежливой и ласковой? Или, что ещё лучше, дать ей волшебством по мозгам, нагнать жути, чтобы остерегалась лишний раз рот открыть? Но тут засада, вернее, даже две. Первая – это что ничего уж особенно плохого Зинаида Павловна не делает. Сковородками детей не лупит, матом не кроет, и вроде даже не обсчитывает. Так что никого особо защищать и не надо, а что грубая – так по-другому она просто не умеет, наверное. А вторая засада – Саня ведь тоже у неё иногда вкусняшками закупается, а значит, вспоминаем правило номер два: нельзя в личных целях. Вообще, это правило вспоминается так часто, что его пора бы уже в номер один переименовать. То, реально первое, чтобы не убивать и не калечить, почти и не вспоминалось. Кого ему, Сане, плющить волшебством? Гопников разве что? Так они всё-таки мелькают редко, а булочки – каждый день.

– Слышь, Лаптев! – донеслось сверху, и Саня раздражённо поднял глаза. Не дадут человеку помечтать!

Над ним вновь возвышался хищный гопник Боров. И опять, как в тот раз, отпрянули в стороны семибэшники, образовав пустое пространство. Но и не слиняли совсем, а жадно смотрели, ожидая халявного зрелища.

Саня вспомнил папин совет: в глаза, в пах – и дёру. Никакое дзюдо против такой туши не поможет.

– Слышь, ты это, Лаптев! – Боров был непохож на себя. Он переминался с ноги на ногу, щёки его покраснели, и вообще казалось, будто ему не терпится в туалет.

– Ну, чего тебе? – Саня приготовился бить.

– Короче, ты это… ну, извини, в общем. Что наезжал на тебя. Нам всё конкретно сказали, ну типа что мы не правы. Короче, ну считай, что ничего не было. И если кто на тебя рыпнется, сразу скажи, уроем… Хотя у тебя и так друзья крутые…

Семибэшники выпали в осадок. Саня, впрочем, тоже был близок к этому. Чтобы Боров, тупое злобное животное, извинялся? Да он, наверное, впервые в жизни это делает! Чудеса!

И тут же понял: да, чудеса. Вернее, волшебство. Значит, ребята из «Ладони» ничего не забыли, и пока он с Димой бегал по улицам и учился управлять белым шариком, Лёша и ещё кто-то из отряда порешали его проблему.

Можно было, конечно, поплясать на костях Борова, повыпендриваться насчёт мутантов и охотников, но Саня неожиданно понял, что не хочет. Более того, ему вдруг даже немножко жалко стало этого растерянного и напуганного девятиклассника.

– Ладно, всё ОК, – изобразил он вежливую улыбку. – Проехали.

– Ну я пойду тогда? – просительно сказал Боров и после Саниного кивка удалился.

– Ни фига себе! – высказался в пустоту Витька Князев. – Во круть!

Но никто не поддержал его реплику. Семибэшники помнили про бойкот. Хоть в последнее время подлянки и прекратились, но заговорить с Саней пока не решались. Команды не было.

Сделав вид, что всё случившееся ему по барабану, он допил фальшивое какао и двинулся в сторону лестницы. До звонка на литературу оставалось три минуты.

– Ну что, ребята, учебный год подходит к концу, – Елешин голос был почти ласковым, но всё-таки Сане чудилась в нём какая-то затаённая подлянка. – Скоро уже придётся выставлять четвертные и годовые оценки, а у некоторых дам и господ ситуация сложная… активность не проявляют, отметок мало… И вот поэтому сейчас у нас с вами будет внеплановая самостоятельная работа. Посмотрите на доску, тут написана фраза из великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского: «Нет выше идеи, как пожертвовать собственной жизнью, отстаивая своих братьев и своё отечество, или даже просто отстаивая интересы своего отечества…» Сейчас вы достанете свои тетради по развитию речи, откроете, выпишете эту цитату и письменно порассуждаете, что имел в виду писатель и как вы лично понимаете эту фразу. Вопросы есть?

Естественно, вопрос был – всё у того же Гоши.

– Елена Ивановна, а что делать, если эту тетрадь забыл?

– Тогда, Куницын, будешь писать на листочке, – порадовала его Елеша, – а оценку получишь на балл меньше, чем было бы в тетради. И в электронный дневник я сделаю пометку для родителей, что не готов к уроку!

– Да вы не переживайте так, Елена Ивановна, – пробасил Гоша, – это вредно для печени. А тетрадь у меня с собой, мне просто было интересно узнать, что было бы, если бы…

– Куницын! – задохнулась от возмущения Елеша. – Ты лучше с кем-нибудь другим шути, а со мной тебе боком выйдет! Ишь, экспериментатор! Дошутишься ты однажды, Куницын, ох и дошутишься!

Саня подумал, что Гоша и впрямь нарывается на пустом месте. Вообще странный всё-таки парень. Тогда в «Фортуне» вступился, а как снова школа началась, даже слова не сказал, даже не посмотрел в его сторону. Может, самому подойти? В самом деле, пригласить в гости, как папа предлагал. Только тогда ведь придётся ему про Диму рассказывать… Да уж, задачка посложнее, чем по алгебре.

Саня вынул из рюкзака свою тетрадь по развитию речи – она, оказывается, уже изрядно помялась. Раскрыл на чистой странице, приготовился написать дату, и…

Сначала краем глаза он уловил какое-то движение. Потом – пронзительное лягушачье кваканье. Не такое заливистое, как в прошлой четверти, но довольно громкое. А уж затем ему открылась вся картина.

Лягушки были настоящие. Серо-зелёные, прыгучие, ошалевшие от непривычной обстановки и от визга, наполнившего класс. Визжала добрая половина девчонок и – вот кто бы мог подумать? – Елеша! А несчастные земноводные напугались ещё больше – и от того бестолково скакали с парты на парту.

Сразу как-то стало ясно их происхождение. Вот Лиска растерянно смотрит вокруг, лицо как мукой обсыпанное, вот открытый рюкзак у неё в руках, и оттуда, из тёмных недр, выскакивает на свет ещё парочка, сигают на парту – прямиком на дневник в сиреневой обложке, затем перебираются к нынешнему Лискиному соседу, Петьке Репейникову, который, судя по офонаревшему виду, тоже недалёк от визга.

Ну и, конечно, кто не визжал – тот ржал. Хохот волнами прокатывался по классу, басовитый и звонкий, тихий и громкий, наглый и робкий. Кто-то пытался себя сдержать, но не получалось, кто-то радостно пользовался возможностью. Не смеялось всего четверо – сам Саня, Репейников, Куницын… ну и, понятно, Лиска.