Книга Медный всадник - Полина Саймонс

Саркова отступила в коридор.

– И в каждом таком заграждении – восемь пулеметных дотов, десять противотанковых ежей, тринадцать пушечных позиций и сорок шесть пулеметных гнезд.

– Неужели?

– Так мы защищаем наш любимый город, – сообщил Александр, закрывая дверь.

Татьяна, восхищенно улыбаясь, покачала головой.

– Ну вот, ты своего добился. А теперь, – добавила она, хватая сумку, – пойдем-ка, строитель заграждений.

Они вышли, заперли дверь и оставили Саркову на кухне ворчать что-то в чашку с чаем.

Помогая Татьяне спуститься, Александр взял ее за руку. Она попыталась отстраниться:

– Нет.

Он привлек ее к себе прямо на лестничной площадке.

В ее душе с новой силой взметнулись языки огня, пожирающего все на своем пути.

– Послушай, – пролепетала она, – я попрошу Веру дать мне работу в столовой. Может, придешь? Я тебя покормлю.

– Не смогу. Хотя немногое в жизни доставляет мне такое удовольствие, как еда из твоих рук. Но мы будем слишком далеко отсюда. Я не смогу вовремя вернуться после обеда.

– Шура, отпусти меня. В любую минуту на лестницу могут выйти соседи…

Но он продолжал держать ее за руку. Почувствовав что-то, она спросила:

– Что? Что случилось?

Александр поколебался. Светло-карие глаза стали грустными.

– О Тата, я должен поговорить с тобой. Это насчет Дмитрия.

– А что с ним?

– Сейчас я не могу. Разговор будет долгим и с глазу на глаз. Приходи сегодня к Исаакиевскому, я буду дежурить.

Сердце Татьяны сжалось тревогой. Исаакиевский!

– Александр, я едва могу пройти три квартала до госпиталя. Как я доберусь до собора?

Но в глубине души она сознавала: даже если придется ползти, превозмогая боль в ноге, она доберется до места.

– Знаю. И не хочу, чтобы ты ходила одна. На улицах, правда, безопасно, но… – Он погладил ее лицо. – У тебя есть друг, который помог бы тебе дойти? Только не Антон. Подруга. Та, которой ты могла бы доверять и которая не станет задавать лишних вопросов? Пусть проводит тебя, а квартала два ты дойдешь сама.

Татьяна задумалась.

– А как я вернусь домой?

Александр улыбнулся и снова прижал ее к себе.

– Как всегда. Я сам отведу тебя.

Она уставилась на пуговицы его гимнастерки.

– Таня, нам отчаянно нужно остаться наедине. И ты это знаешь.

Она это знала.

– Но так нехорошо. Неправильно.

– Это единственное, что сейчас правильно.

– Хорошо. Иди.

– Ты придешь?

– Постараюсь. А пока до свидания.

– Подними свое…

Прежде чем он успел договорить, Татьяна подняла лицо. Они жадно поцеловались.

– Ты хоть представляешь, что я испытываю? – прошептал Александр, зарывшись руками в ее волосы.

– Нет, – ответила Татьяна, вцепившись в него, потому что ноги подгибались, – зато хорошо представляю, что испытываю я.

Вечером случилось чудо. Телефон ее двоюродной сестры Марины заработал. Татьяна уговорила Марину навестить ее, и часов в восемь дверь открылась. Татьяна принялась обнимать сестру.

– Маринка, ты живое доказательство того, что Бог есть. Ты ужасно мне нужна. Где тебя носило?

– Бога нет, и ты это знаешь. Где меня носило? – засмеялась Марина. – Да пусти же. Уместнее спросить, где носило тебя! Я слышала о твоих приключениях в Луге. И… Мне очень жаль Пашу. – Она тяжело вздохнула и без особого интереса спросила: – Почему ты похожа на мальчишку?

– Мне так много нужно тебе рассказать.

– Очевидно.

Марина уселась за стол:

– А поесть нечего? Умираю с голоду.

Марина, широкобедрая, узкогрудая, темноглазая девушка с короткими черными волосами и россыпью родинок на лице, была старше Татьяны на два года и училась уже на втором курсе Ленинградского университета. Ближе подруги у Татьяны не было. Они вместе с Пашей провели немало веселых деньков в Луге и под Новгородом. Разница в возрасте стала заметна лишь год назад, когда у Марины появилась своя компания, где Татьяне не было места.

Она поспешно поставила перед Мариной чай и тарелку с хлебом и сыром и предупредила:

– Ешь побыстрее, потому что мне нужно выйти погулять, хорошо? До чего у тебя платье красивое! Как провела лето?

– Никуда мы не пойдем. Ты едва на ногах держишься. Поговорим тут.

Мама и папа сидели вместе с Дашей в другой комнате и слушали радио. Со вчерашнего дня с Татьяной никто не разговаривал. Марина, жуя, оглядела Татьяну.

– Начни с волос. Что с ними случилось? И почему такая длинная юбка?

– Я отрезала волосы. А юбка скрывает гипс. Вставай. Нам нужно идти, – потребовала Татьяна, дергая сестру за руку.

Нужно спешить. Александр велел прийти после десяти, уже почти девять, а она так и застряла на Пятой Советской. Может ли она довериться Марине?

Она снова потянула пухлую руку сестры:

– Хватит есть, и так толстая.

– Но как ты можешь ходить? Ты едва ковыляешь. И зачем нам нужно куда-то идти? Когда снимут гипс?

– Тогда будем ковылять. Похоже, что гипс вообще никогда не снимут. Как я выгляжу?

Марина перестала есть и оглядела Татьяну.

– Что ты сейчас сказала?

– Я сказала: «Пойдем!»

– Ладно уж, – проворчала Марина, вытирая рот и вставая. – Что тут происходит?

– Ничего. А в чем дело?

– Татьяна! Я носом чую: что-то неладно.

– Ты это о чем?

– Таня! Я знаю тебя семнадцать лет, и ты никогда не спрашивала меня, как выглядишь.

– Может, если бы твой телефон работал чаще, я и спрашивала бы. Так ты мне ответишь в конце концов?

– Волосы слишком короткие, юбка слишком длинная, блузка белая и облегающая… Какого черта тут творится?

Наконец Татьяне удалось выпихнуть сестру за дверь. Они медленно побрели по Греческой, к площади Восстания, где сели на трамвай, который повез их по Невскому к Адмиралтейству. Татьяна опиралась о руку Марины, удивляясь, как это ей удается идти и болтать одновременно. Самым трудным было идти. Ходьба отнимала всю энергию.

– Таня, скажи, почему ты спрыгнула с поезда? Именно так ты сломала ногу?

– Нет, не так. Я спрыгнула с поезда, потому что иначе было нельзя.

– А тонна кирпича свалилась на тебя тоже потому, что иначе было нельзя? – фыркнула Марина. – Тогда ты и сломала ногу?