Книга Дэлл - Вероника Мелан

Черт!

Наблюдая за удаляющейся по коридору фигурой, Дэлл смачно и витиевато выругался.

* * *

Аккуратно одетая и тактичная продавщица средних лет обладала воистину ангельским терпением: покупатели вот уже сорок минут мурыжили ее разнообразными просьбами и никак не могли определиться с окончательным выбором, но теперь сквозь вежливую улыбку начинало сквозить раздражение. Длинный ноготок, покрытый бордовым лаком, нетерпеливо постукивал по пластмассовым плечикам, зажатым в пальцах.

— Тот костюм, что ты мерила первым? Или серебристое платье? Что тебе понравилось больше?

Дэлл вопросительно посмотрел на застывшую посреди стеллажей с одеждой Меган. Отсутствующий взгляд последней отнюдь не цеплялся за собственное отражение в возвышающемся позади зеркале, а был направлен в окно, туда, где в этот момент ярко светило весеннее солнце. Тоскливый, почти пустой взгляд, говорящий, мне бы прочь отсюда… от всех и всего, на свободу…

Дэлл раздраженно вздохнул: это не он поставил их обоих в дурацкое положение, он всего лишь пытается помочь выбрать ей наряд для вечеринки у Дрейка. Всего лишь пытается помочь!

— Может быть, черное на бретельках? Оно тебе шло.

Взгляд зеленоватых глаз оторвался от созерцания окна и на секунду сфокусировался на его лице. Сарказм прочитался в нем без дополнительных слов: «Шло? Мне, ошибке? Какая разница, что мне шло…»

Она точно слышала вчерашний разговор с Бернардой, теперь он был в этом уверен, иначе откуда бы взяться полной отчужденности и скривившей ее губы горечи?

Внезапно возникшее чувство вины пришлось оттолкнуть. Этого только не хватало…

— Мы забираем все, что мерили, — бросил он продавщице. — Выберем дома.

Зависть, с которой та, было, взглянула на девушку при этих словах, быстро сменилась озабоченностью и даже сочувствием. Наверняка решила, что кавалер сильно проштрафился, раз не смог загладить вину даже таким количеством обновок, а, значит, и завидовать нечему.

Дэлл с трудом подавил новую волну раздражения, сдержал едкий комментарий по поводу продавщиц, которые не умеют держать мысли под замком, подошел к кассе и положил на прилавок кредитную карту.

— Добрый день, мистер! — Кассир заученно улыбнулся, пододвигая к себе товар и ловко отыскивая в ткани магниты. — Отличный выбор. Есть ли у вас наша накопительная карта?

— Нет.

— Желаете заполнить анкету? Через неделю придет новая коллекция, уверен, многие вещи обязательно понравятся вашей спутнице…

Неприкрыто злой взгляд заставил кассира оборвать речь на полуслове и сделать вид, что в мире нет ничего более интересно, нежели сканирование ценников красным лазером ручного сканера.

Дэлл реакцией остался доволен.

* * *

Позор.

Как унизительно… быть здесь, смотреть на них, на тех, кто смотрит на тебя и наверняка думает «самозванка».

Хотелось сделаться стеклянной.

А еще лучше бестелесной, полностью невидимой или же закрыться в зеркальной сфере, отражающей чужие взгляды и мысли. Хотелось перестать думать, чувствовать и даже дышать, перестать «быть». Провалиться бы сквозь землю, укрыться бы под столом или схорониться за шторой, стать бы одной из этих колонн, которая стоит на своем месте и выполняет правильную роль.

Рыжая морковка! Доска, одетая по последней моде на чужие деньги. Кудлатая вешалка… Не чета той изящной блондинке на высоких каблуках, в юбке с широким ремнем и длиннющими ресницами или той кудрявой с зелеными глазами, которую не выпускает из рук светловолосый мужчина, это ведь он однажды приезжал в Солар с Дэллом, выступал свидетелем при подписании договора…

Черт, позор… позор… позор…

В одной руке трясущаяся ножка бокала с шампанским, другую жжет прикосновение к локтю Дэлла. Жжет так, что не помогает ни свитер, ни попытки смотреть в сторону. Куда ни глянь, везде укоризна: казалось, она исходит ото всего: от стен, от людей, от глазастых креветок на серебряных подносах, от шпажек с нанизанной колбасой, сыром и оливками…

Самозванка! Да расплавишься ты от стыда, как вампир от света солнца… Да сделается тебе не по себе от чувства вины, да согнешься ты под гнетом собственных деяний, да отторгнет тебя мир, гадкую и чужую, да станет невыносимо на душе твой, подлой и мелочной…

Я пошатнулась.

— С тобой все в порядке?

Голос Дэлла. Вежливый, обеспокоенный.

— Да, — как же трудно говорить и еще труднее улыбаться, — все хорошо, спасибо.

Его пальцы заботливо похлопали мои.

Лучше бы не трогал. Внутри что-то содрогнулось.

Лучше бы не притворялся, не играл, не раздаривал вежливые жесты на публике, а во всеуслышание заявил: «Господа, вы все знаете, что эта дура прилепилась ко мне насильно, поэтому давайте просто представим, что ее здесь нет. Она не заслужила ни вежливых бесед, ни потраченного времени…»

Мир вновь пошатнулся.

Теплые пальцы сжали мои.

— Меган?

Беспокойство усилилось.

— Не надо, Дэлл… все в порядке. Мне просто… побыть на свежем воздухе, я сама найду, не провожай.

И я кинулась туда, где за широкими портьерами скрывался выход на балкон.

Лучшая часть города, роскошный особняк — элегантный, изысканный, многомиллионный. Веселая компания… хорошие, наверное, люди. Красивые, утонченные женщины, статные представительные мужчины. Едят, пьют, празднуют, общаются.

Вот только не войти мне в этот круг. Да и Бог с ним, и не надо…

Тело дрожало от холода. Отсюда, с холма, на котором расположился дом, открывался удивительно чудесный вид на Нордейл: мерцали вдали огоньки, раскинулись сетью дороги, ласкал далекий город, пахнущий близкой весной ветер. Казалось, пространство здесь застыло, замерло, а время перестало течь.

Отдалились журчащие за балконной дверью голоса, осталось лишь поскрипывание веток, да подтаявший снег, что всю зиму укрывал этот холм и согревал землю. А над далекими городскими очертаниями высыпали мерцающей россыпью далекие звезды, и темное небо приобрело удивительную, непостижимую глубину.

Горько. Отчего же так горько?

Ответь мне, Вселенная, почему я везде чужая? За что? Неужели в этом мире нет такого места, где мне было бы тепло? Не надо многого, не надо богатства, не надо денег, но пусть где-нибудь найдется место и для меня. Слышишь? Крохотный уголок, где я буду «своей».

Тяжесть с души не уходила. Я с грустью взглянула на молчаливое небо.

Я много прошу, да? Я все время о чем-то прошу, ты прости меня за это…

Почему же все время так стыдно?… За собственную слабость, за просьбы, за мысли, за себя. Всю жизнь стыдно. Кто-то умеет быть сильным, а кто-то, наверное, не умеет.