Книга Слезы счастья - Льюис Сьюзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятно, — сказал он, переводя взгляд на Лизу. — Спасибо. Я ей передам, — и, дав отбой, проговорил: — По всей видимости, ваш муж поднимается в номер.
Облегчение захлестнуло ее так быстро, что она рассмеялась.
— Слава Богу, — выдохнула она. — С ним все в порядке? Простите, что побеспокоила вас. Я подняла шум на пустом месте. Боюсь, со мной такое бывает...
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — прервал ее Филипп. — Вы правильно сделали, что позвонили нам. Наша работа в том и состоит, чтобы помогать вам во всем, что в наших силах.
Не успела Лиза ответить, как Джемма открыла дверь и на пороге появился насквозь промокший Дэвид. Неужели она и вправду забыла, какой он красивый, даже когда выглядит как пресловутая мокрая мышь?
— Милая, прости, — сказал он, ероша пальцами волосы. — Какой же я дурак...
— На этом мы вас оставим, — сказал администратор. — Если вам что-нибудь понадобится, зовите.
Как только Филипп и Джемма ушли, Лиза сказала:
— Нужно срочно тебя раздеть и усадить в горячую ванну. Ну ты даешь! Ты же мокрый до нитки.
— Как будто я не знаю, — простонал Дэвид, начиная стягивать с себя рубашку. — Ну и прогулочка.
— Куда ты ходил? Что случилось? Я так волновалась. И почему ты не взял с собой телефон?
— Я думал, взял, но оказалось, что вместо него сунул в карман фотоаппарат.
С Лизой тоже такое случалось, поэтому она поцеловала Дэвида и заковыляла в ванную, чтобы набрать воды. Наладив процесс, она собрала в охапку несколько полотенец и вернулась с ними в комнату. Дэвид уже разделся. Под его мокрыми вещами на полу натекала лужа, а туфли, измазанные травой и грязью, он как раз выносил на балкон.
— Так что с тобой случилось? — спросила она, когда он закрыл стеклянную дверь. — Куда ты ходил?
Тень раздражения мелькнула на его лице.
— Если бы я это знал, то не заблудился бы, верно? — бросил он.
Хотя Лизу покоробил его тон, но, не желая доводить дело до полновесной ссоры, она села на кровать и начала сушить ему волосы полотенцем.
— Я сильно переживала. Я боялась, что на тебя опять нашло затмение, как в тот раз...
— Ай! Ты трешь слишком сильно.
— Извини. Держи, суши сам. А я проверю, как там ванна.
Чуть погодя Дэвид зашел в ванную следом за Лизой и повернул ее к себе.
— Прости, если напугал тебя, — сказал он, умудряясь одним своим видом показать, что чувствует себя виноватым и раскаивается.
Радуясь, что он уже больше похож на себя прежнего, Лиза сказала:
— Ничего страшного, если только с тобой все в порядке.
— Как видишь, — отозвался Дэвид.
Лиза заставила себя улыбнуться.
— Можешь считать, что с этой минуты тебе запрещено выходить куда-либо без меня.
Глядя на нее с нежностью, Дэвид спросил:
— Тебе хорошо здесь?
Удивляясь, как можно спрашивать о таком, когда первая неделя прошла из рук вон плохо, Лиза решила, что лучше об этом не напоминать, и просто сказала:
— Наверное, если тебе тут нравится.
— А по мне этого не видно? — спросил Давид, и, судя по всему, спросил вполне серьезно.
Лиза не знала, что сказать, ведь сейчас он в самом деле выглядел довольным. Но долго ли это продлится?
— Начало блестящим не назовешь, тебе не кажется? — проговорила она.
У Дэвида сделался удивленный, потом обеспокоенный вид.
— Значит, тебе здесь не хорошо?
Зная, что ничего не добьется укорами или подробными объяснениями, как с ним тяжело, Лиза положила ладонь ему на щеку и сказала:
— Все нормально.
Потом зазвонил ее телефон.
— Это, наверное, Эми — она волнуется, вернулся ли ты. Почему бы тебе не пойти в ванную, пока я закажу бренди?
Хватая Лизу за руки, чтобы задержать ее еще на миг, Дэвид сказал:
— Следующая неделя будет лучше, обещаю. Когда мы поедем на Уиндермир...
— Мы уже на Уиндермире. Ты хотел сказать на Ульсвотер?
— Разумеется. Мы начнем заново, как будто это первый день.
Несколько минут спустя, заверив Эми, что все в порядке, Лиза присела на край кровати, ожидая, пока им принесут выпивку. Размышляя, почему Дэвид упорно не хочет рассказывать, где так долго пропадал, и делает вид, что никаких вспышек и ссор между ними не было, она почувствовала, что тут что-то неладно. Он как будто отказывался что-то признавать... Или что-то скрывал от нее. Возможно, он скрывал это и от себя, ведь нельзя же в самом деле не понимать, каким несносным было его поведение с тех пор, как они сюда приехали. Похоже, он думал, что, если будет делать вид, будто ничего не случилось, она последует его примеру. Эта нелепость начинала наводить Лизу на тревожные, гнетущие мысли. Как наивно с ее стороны было полагать, будто они знают друг друга как свои пять пальцев, просто потому, что двадцать лет назад были близки!
Теперь они стали другими людьми: с прошлым, характером и даже тайнами, о которых ничего друг другу не рассказывали. Осознав это сейчас, Лиза вдруг растерялась. «Но он по-прежнему Дэвид, — сказала она себе. — Он хороший человек, добрый и щедрый, всегда готовый прийти на помощь». Но, по всей видимости, у него была еще одна грань, которую то ли она не замечала раньше, то ли он успешно скрывал. И теперь Лиза почти не сомневалась, что эта грань не придется ей по вкусу.
С другой стороны, идеальных людей не существует, напомнила она себе, прекрасно зная, какой нетерпимой и несговорчивой бывает порой сама. И поскольку Дэвид обещал, что следующая неделя на Ульсвотере пройдет лучше, она решила положиться на его слово.
Розалинд могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз Лоуренс смеется за неделю, а то и за месяц. Его веселье часто выражалось громкими аккордами стаккато, звучавшими так же глухо и безжизненно, как и паузы между ними. Но Розалинд все-таки радовалась этим звукам. Сейчас мальчик хохотал, сидя перед телевизором и прокручивая видео со свадьбы, которое сделал для него Джерри. На записи Лоуренс бросал палки собаке. Просматривая диск первый раз, Розалинд с удивлением поняла, что Джерри, по всей видимости, отредактировал его, вырезав саму свадьбу и оставив только Лоуренса и собаку. Это говорило о внимательности к ее чувствам, которой Розалинд никак не ожидала, учитывая, что Джерри резко осуждал ее решение не идти на церемонию и жутко разозлился на нее за сообщение, которое она отправила Лизе. Значит, вопреки всему этому, в глубине души он понимал, что для нее смотреть, как отец связывает себя новой жизнью в окружении людей, которых она не знает, и в доме, порог которого никогда не переступит, было все равно что стоять на платформе одной и видеть, как все, чем она дорожит, уезжает на поезде, в котором ей нет места.