Книга Подарок ко дню рождения - Барбара Вайн

Пока мама была здесь, я прятала этот дневник в коробке из-под обуви под половицей. Привычка заставляет меня продолжать это делать. Я думала о том, не положить ли туда же вещи Хиби, но потом пришла к выводу, что они могут с таким же успехом остаться на своем месте, в чемодане, который я для них купила.

В тот вечер я провела много времени, глядя на себя в зеркало, и, думаю, теперь я вижу, что заставило Стю влюбиться в меня. Все время, пока мама была здесь, я не могла нарядиться в одежду Хиби, но теперь я достала ее вещи из шкафа и примерила черное нижнее белье, сапоги и собачий ошейник. Когда я воображаю, что Стю стоит у меня за спиной, я чувствую волнение, но и спокойствие, как и обещал полицейский.

Глава 26

По дороге к метро, у входа на станцию «Мэншн Хаус» я купил «Ивнинг стандард», но только просмотрел заголовки. Я запомнил, что сообщают еще об одном убийстве, на этот раз какой-то женщины на «Килбурн». Я занял место в вагоне и оказался рядом с давним хорошим знакомым из Сити, и мы проговорили всю дорогу, пока он не вышел на «Темпл». Я не видел Айвора несколько дней. Он уже заходил ко мне в офис и оставил мне записку, одну из тех ни о чем не говорящих цидулек, в которых тем не менее есть намек на срочность. Пойти и выпить с Айвором или иногда посмотреть, как он пьет – мы нередко так делали; но в этот раз у меня возникло какое-то нехорошее предчувствие. Я вышел из поезда у Вестминстера, оставив газету в метро, даже не догадываясь о том, что она могла бы подсказать мне, о чем следует беспокоиться.

Он повел меня в «Комнату Пьюджина», у входа в Палату лордов. Как всегда, там было полно народу. Пэры утверждают, что Палата общин украла это место у них примерно лет сто назад и отказывается возвращать. Айвор занял столик в глубине с видом на реку, несмотря на то, что он всегда говорил, будто презирает этот вид, и по его словам, он хорош, если вам нравится смотреть на больницу Святого Томаса, куда отправляются умирать парламентарии. Река быстро несла свои воды, черные, сверкающие и неспокойные. На улице было холодно, и вид из окна подтверждал это. Я сказал, что выпью кларета, но Айвор без колебаний заказал себе двойной виски.

– Не следовало бы, – заметил он, – но сейчас это необходимо.

Я спросил у него, что случилось.

– Ты видел новости или просматривал свежие газеты?

– Я оставил свой экземпляр «Стандарда» в метро, – ответил я.

– Ты не узнал имени убитой девушки?

Я сказал, что не прочел заметку. Такие вещи слишком пугают, чтобы о них думать.

Айвор с затравленным видом огляделся по сторонам и понизил голос:

– Убита Джейн Атертон. Она была подругой Хиби. Я называл ее «леди для алиби».

Сказать было нечего.

– Я принесу тебе экземпляр.

Вскоре он вернулся с газетой. Тело Джейн Атертон нашла ее мать. Несмотря на то, что они договорились созваниваться каждый день, у матери не было никаких вестей о дочери с тех пор, как она уехала от нее в прошлое воскресенье. Не получая ответа на свои телефонные звонки и очень встревожившись, она вернулась в Лондон в среду и вызвала полицию, чтобы проникнуть в квартиру. Джейн лежала на кровати с ножом в спине. Ее изнасиловали.

– Это меня немного тревожит, Роб.

Я на мгновение подумал – на очень короткое мгновение, – что он хотел сказать, это его расстроило. Она была женщиной, погибшей от рук неизвестного маньяка, ей было всего тридцать с небольшим. Но мне следовало лучше знать своего шурина.

– Я имею в виду, не связана ли ее смерть каким-то образом со мной? Имеет ли это отношение к гибели Хиби? На первый взгляд, это полная чушь, но, естественно, я не могу не беспокоиться. У таких вещей должен быть мотив, правда? Какой-то бандит просто так не приходит наугад к женщине и не дает ей по голове. Или так бывает?

Именно опасение быть резонером – или прослыть им – удерживает многих из нас от того, чтобы занять нравственную позицию. Мы не всегда были такими. Почти до середины XX века, по крайней мере, мы не стыдились сказать другу, что имярек – хам, который нарушил некий неписаный кодекс. Но теперь это все в прошлом, и хотя я признавался себе, что почти готов в тот момент прервать отношения с Айвором, но промолчал и не сделал этого. Возможно, я подумал о том, чтобы встать, сказать ему, что с меня хватит, и уйти, но я остался сидеть с ним за одним столом. В конце концов, так уже бывало раньше. Несколько раз. Кроме того, я не был уверен, смогу ли найти выход из лабиринта под названием «Вестминстерский дворец». Я сидел совершенно неподвижно и молчал. Если он это заметил, то не подал виду.

– У меня нет никакой причины так думать… но я все равно продолжаю это делать.

Я спросил холодным, как я надеялся тоном, но, возможно, он таким не был:

– А как ты думаешь?

Айвор поморщился. Теперь кафе было полно, и посетители чуть ли не кричали, чтобы услышать друг друга. Он придвинулся ко мне как можно ближе.

– Что она рассказала своим знакомым или матери. Я имею в виду ее общих с Хиби подруг. Как я понимаю, это весьма вероятно. Она не стала бы держать это в тайне, хотя не так уж много ей было известно. Но как бы то ни было, Роб, если говорить совершенно откровенно, меня беспокоит, что полицейские могут захотеть поговорить со мной.

Мне ничего не оставалось, как спросить, почему он сделал такие выводы.

– Посмотри на это с другой стороны. Они побеседуют с ее подругами. Они могут вызвать на допрос Джерри Фернала, а он расскажет им о жемчуге… Несомненно, полицейские поговорят с ее матерью, ведь именно она обнаружила ее тело. Если они с матерью были близки, она рассказала ей о нас с Хиби.

– Прошло уже четыре года, – ответил я. – У них были более интересные и насущные темы для бесед. Люди в твоем положении становятся параноиками. Ты параноик. Ты действительно думаешь, что женщина, дочь которой изнасиловали и зарезали, расскажет полиции, что она обеспечивала алиби подруге, которая умерла четыре года назад? Она им расскажет, что у этой подруги была с тобой любовная связь? И даже если это произойдет, неужели ты думаешь, будто полицейским придет в голову, что у тебя был мотив убить мисс Атертон? Брось, Айвор.

– Говори тише, – очень нервно чуть ли не прошипел он. – Я не имел в виду, что… ну, может, имел. Мне просто все это не нравится. О, господи, начинается голосование… Не уходи. Я сейчас приду.

На экране появился зеленый колокол. Здесь, на пороге обеих палат, колокола, предупреждающие о начале голосований в Палате лордов и в Палате общин, были слышны одинаково. Те из нас, кого это приглашение не касалось, остались. Глядя на черную воду, фонари и тяжелое облачное небо, я спрашивал себя, что может случиться в самом худшем случае, но ничего особенного в голову мне не пришло. Мать Джейн Атертон не станет чернить имя покойной дочери, рассказывая кому-то, тем более полицейским, что она обеспечивала алиби подруге, замешанной в адюльтере. Несмотря на это, если полицейские узнают, что у Джейн когда-то была подруга, у которой четыре года назад была связь с членом парламента от консерваторов… Нет, это было слишком абсурдное предположение, слишком натянутое, слишком смахивающее на невроз.