Книга Два талисмана - Ольга Голотвина

Он взял Авиту за локоть и повел из библиотеки, прихватив свободной рукой оба портрета — свой и Шерха. За ним поспешили настороженный телохранитель и недоумевающая Барабулька.

Пройдя светлый, украшенный лепниной коридор, вся процессия очутилась в зале, где горстка гостей слушала музыканта, извлекавшего нежную мелодию из странного инструмента с длинным грифом и двумя струнами.

«И верно, народу немного, — отметила про себя девушка. — Рано меня сюда Вепрь привел. Должно быть, они с Верши-дэром решили сначала убедиться, что я умею рисовать, а потом уже выставлять меня перед гостями».

Вельможа взмахнул рукой — и мелодия послушно оборвалась.

— Друзья мои! — радостно сообщил хозяин, выпустив локоть Авиты, — я был уверен, что в Грайане и представления не имеют об искусстве горхда: на глазах у заказчика легкими штрихами создается портрет… Но вот эта юная барышня, Авита Светлая Земля из Рода Навагир, с блеском владеет тем, что я считал достоянием лишь художников моей родины. Взгляните же!

И он пустил по рукам гостей оба портрета. Гости разглядывали рисунки и восхищались.

— А я еще думал — чем бы новым, свежим порадовать вас на прощание! — шумно радовался Верши-дэр. — Сейчас мы устроим барышню в «зале роз», там достаточно светло и есть диваны для тех, кто захочет позировать. Я заплачу художнице за каждый из этих двух рисунков по серебряной монете. Думаю, и остальные сочтут эту цену справедливой.

Затея понравилась гостям. Вскоре Авита уже сидела за столиком в зале, стены которого были расписаны цветущими розовыми кустами. Перед нею на диванчике поправляла прическу первая заказчица. За спиной художницы весело переговаривались желающие получить портрет:

— Сестренка, мне как лучше — покрывало на плечи накинуть или на локти спустить?

— Зиннибран, я кошелек с собой не взял, заплати, потом сочтемся…

— Ой, я возьму цветок из вазы, буду в руках держать!

— Посмотрите, как у нее быстро получается…

Авита работала легко и весело. Некоторые из рисунков были забавными, но ни один не был злым. Нет, художница не пыталась подольститься к тем, кто платит, — просто она была сейчас в превосходном настроении и любила всех вокруг.

Рядом с хозяйкой стояла Барабулька и старалась сохранять невозмутимый вид, когда в корзинку падала очередная серебряная монета.

* * *

Гурби из Клана Вепря сначала сообщал всем знакомым, что эта талантливая художница — его находка (правда, не сообщая, при каких именно обстоятельствах он ее нашел).

Но потом притих, призадумался, принялся бродить среди гостей, словно кого-то ища. А там уж и напрямую спросил хозяина: не появился ли на приеме Ульден из Рода Ункриш?

Верши-дэр справился у слуги и с огорчением ответил, что этот славный человек и умный, образованный собеседник еще не приходил. Хотя и обещал быть.

— И вряд ли придет, — хмыкнул Гурби. — Небось опять засел выдумывать свое Снадобье Всеисцеляющее!

— Это он может, — признал хозяин.

Мания лекаря Ульдена была широко известна среди знакомых.

— Подожду немного, — решил Гурби. — Не появится — схожу за ним.

— Зачем же высокородному господину ходить самому? — удивился наррабанский вельможа. — У меня полон дом бездельников-слуг.

— Знаю я Ульдена! Он скажет слуге: «Да-да, скоро буду!» И опять уткнется в свои склянки… А со мною этот фокус не пройдет, я ему не слуга. Я этого… этого спасителя человечества за шиворот сюда притащу!

— И окажешь нам всем великую услугу, — весело ответил хозяин.

На самом деле Вепрь хотел оказать услугу себе самому. Если выяснится, что кувшин с драгоценным вином, подарок Хранителя, вскрывали, вельможа-наррабанец может обидеться. В таком случае Гурби не собирался оправдываться. Даже сваливать вину на Ульдена он не хотел: зачем что-то объяснять, раз ты не виновен? Гораздо проще представить лекаря пред очи наррабанца — и пусть сам выкручивается.

Но для этого надо, чтобы в опасный момент Ульден был под рукой.

* * *

Обход двинулся к Ткацкой улице, когда Аштвер вдруг с неудовольствием вспомнил:

— Ох, надо еще к старой Гуринге завернуть! Проверю, все ли в порядке. Раз уж взялся…

— Гуринга? — переспросил наррабанец Даххи. — Та, что прачечную держит у Белого ручья?

— Она самая. С племянницей и служанкой втроем горбатятся.

— А что там случилось-то?

— Старухе кто-то начал пакости учинять, — встрял всезнающий Алки. — По ночам в прачечную дохлых кошек подкидывают, всякие гадости по стенам пишут. Грозятся поджечь, если Гуринга прочь не уберется.

— Верно, — кивнул десятник. — И думает она на Рашсура, у него тоже прачечная, по соседству.

Последнее уточнение предназначалось Ларшу — прочие стражники и так знали в округе почти всех.

— И что теперь? — заинтересовался Ларш.

— Попрошу командира, чтоб поставил на ночь засаду в прачечной. Только уже не наш десяток там сидеть будет. Мы этой ночью спим по-человечески… Даххи, Алки, ступайте в «Селедку-плясунью», поглядите, не крутится ли там Беспалая. Мне пташки напели, что эта стерва дает приют беглым с рудников. А мы с Ларшем пойдем к Гуринге. Встретимся на Песчаном спуске.

И повернул в переулок.

Ларш чуть замешкался. Он всю дорогу думал об украденном у башмачника браслете, при этом никак не мог отвязаться от мыслей о раздавленном цветочном горшке с гортензией. Это его раздражало. И вот только сейчас, как раз перед тем, как десятник заговорил о неприятностях в прачечной, Ларш сообразил, почему этот цветок казался таким важным.

Не о цветке он пытался вспомнить, а о девушке! Он ведь обещал Авите найти пропавшую служанку!

Это открытие так его обрадовало, что он не удержался: быстро и тихо сказал Алки:

— Тебе не доводилось слышать о девице из Отребья по прозвищу Гортензия?

— Не слыхал. А что за девица такая?

— Так, знакомые просили разыскать. Если услышишь про такую, скажи мне, хорошо?

И Ларш бодро двинулся за командиром, выбросив из головы бывшую служанку госпожи Афнары и на ходу прикидывая: кто, кроме хозяина соседней прачечной, мог бы желать худого пожилой прачке. Фантазия у Спрута была богатая, список вымышленных подозреваемых получился длинным. Мог бы стать еще длиннее, но при спуске по узкой тропке к Белому ручью из-за высоких валунов вылетел мальчуган, сунулся под ноги десятнику, завопил истошно:

— Ой, дяденьки, помогите! Какой-то гад мою сестренку за камни потащил!

Ларш вскинулся, тревожно огляделся. Место было не по-городски диким, почти самое побережье. Вдоль ручья разбросаны были домишки, а меж ними высились большие, в человеческий рост, обточенные ветром камни. Людей видно не было. И не слышалось никакого шума борьбы, никаких криков о помощи, кроме причитаний мальчишки: