Книга Волчья сыть - Сергей Шхиян

— Еще один попался! — радостно сообщил долгожилый, мельком поворачивая ко мне лицо и скаля в гримасе зубы.

— Огонь несут! — закричал отчаянным голосом кузнец. — Сейчас подожгут!

Я снова высунул руку с пистолетом наружу и выстрелил.

После чего наступила тишина.

Даже пение псалмов со стороны деревни больше не было слышно.

— Господи, спаси и помилуй меня, грешницу! — отчетливо прошептала одна из запертых с нами женщин и, притянув к себе плачущую по сивому Прохору товарку, замерла, слушая со всеми нами треск разгорающегося валежника за тонкой, неконопаченой стеной.

Запахло дымом. Я с отчаяньем смотрел, как он валит изо всех щелей в стене и заволакивает комнату, Стало трудно дышать, и я наклонился низко к полу.

— Очисти, Господи, огнем грешников! — вновь напомнил о себе Святой Отец.

— Я тебя сейчас очищу, урод! — рассвирепел я и подскочил к самосожженцу. — Прикажи своим идиотам потушить дом!

— Слава Господу нашему Иисусу Христу! — ответил старец, осенил себя крестным знамением, после чего стянул с головы свой клобук и спрятал в него лицо.

У меня в голове мелькнула безумная мысль, что из каждой ловушки наверняка есть выход, и я тут же позвал кузнеца:

— Тимофей, быстро сюда! — Потом попросил солдата: — Иван, помоги!

Между тем Святой Отец улегся ничком на пол, по-прежнему закрываясь от дыма своей шапкой.

Иван тут же подскочил ко мне, кашляя и давясь от забивающего легкие дыма.

— Чего тебе? — просипел он.

— Под этим уродом должен быть лаз наружу! — закричал я и, схватив Святого Отца за серебряную гриву, оттащил его из угла на середину комнаты.

Святой Отец попытался вырваться, но я успел сорвать с его лица прикрывающую от дыма шапку и зашвырнул ее в дальний угол. Старец вдохнул отравленный воздух, натужно закашлялся и зашарил вокруг себя руками в поисках потерянного фильтра.

— Есть подпол! — закричал безумным голосом солдат и, вогнав в щель пола конец своего бердыша, поддел и поднял крышку.

— Быстро вниз! — приказал я женщинам, скрючившимся в оцепенении на полу. — Помоги их спустить, — попросил я появившегося из дыма кузнеца.

Он ловко зацепил баб за рубахи и без усилия сбросил вниз на руки Ивану. После чего мы с ним скатились следом. Внизу, в подполье, дыма почти не было, он поднимался вверх, пока не проникая сюда, и я свободно вздохнул нормального воздуха, после чего закашлялся, отплевываясь от забившей носоглотку гари.

— Здесь должен быть подземный ход, — прохрипел я, как только смог говорить.

— Сам знаю! — радостно крикнул солдат. — Держитесь за мной!

Все мы, включая пришедших в себя крестьянок, бросились вслед за ним в тесный и узкий лаз, ведущий к жизни.

— Святого Отца забыли! — внезапно воскликнула ползущая впереди меня женщина и попыталась вернуться назад, мешая мне ползти.

Я, не очень соображая, что делаю, укусил ткнувшуюся мне в нос женскую пятку. Впереди ойкнули, и нога, мешающая мне выбраться на волю, исчезла впереди. Ползти мне пришлось по-пластунски в кромешной тьме, пропихивая впереди себя спасенное в последний момент оружие.

Мне казалось, что подземный ход никогда не кончится, и я так и останусь навсегда здесь во влажной слепой духоте. Впереди где-то вдалеке полз Иван, за ним обе женщины, потом я и последним — кузнец Тимофей. Думаю, что тяжелее всех преодолевать бесконечный лаз оказалось мне из-за богатого арсенала: ружья, двух пистолетов и сабли. Их приходилось поочередно перекладывать или пропихивать перед собой.

Сколько времени продолжалось это адское движение вперед, понять было совершенно невозможно. Мне казалось, что прополз я не меньше километра, когда впереди, наконец, забрезжил свет, и сразу стало легче дышать.

— Добрался, ваше благородие! — окликнул меня сверху бодрый голос Ивана, когда я, наконец, смог встать на четвереньки и поднять вверх голову. — Давай помогу!

Я передал ему оружие и встал на ноги. Мы оказались не где-нибудь, а в настоящей домашней церкви с иконостасом и горящими перед образами свечами.

— Это молельня Святого Отца! — благоговейно сообщила одна из спасенных женщин, та, что молилась перед смертью за свои прегрешения. Была она довольно молода и по-крестьянски хороша собой с приятным, добрым лицом.

Внизу в глубине лаза послышалось тяжелое дыхание, и на свет божий явился наш кузнец, весь перепачканный в глине и саже. Я помог ему выбраться наверх. Он, как будто не радуясь спасенью, мрачно посмотрел вниз, в подпол молельни, в котором кончался подземный ход, и начал собирать в горящий пучок свечи, стоящие у образов.

— Ты что делаешь? — удивленно спросил я, следя за его странными действиями.

— Скоро увидишь, — пообещал он и осторожно снял с цепочки плошку лампады с деревянным маслом, висящую под ликом Спасителя.

— Ты что это делаешь? — опять спросиля, предполагая, что, грешным делом, у него поехала крыша.

— Сейчас появится! — зловеще пообещал он, становясь на колени перед откинутой крышкой подполья. — Глядите на явление святого!

Действительно, посмотреть, оказалось, было на что. Меньше чем через минуту из-под земли неожиданно показалась серебряная грива самого Святого Отца. Тимофей дал ей время вырасти над полом и, не говоря ни слова, подпалил снизу вместе с бородой своим свечным факелом.

Распушенные волосы вспыхнули, как солома. Раздался мучащий уши, утробный, почти звериный крик страха и боли. Святой Отец, широко раскрыв рот и глаза, попытался выскочить из ямы наверх, но Тимофей ловко опрокинул ему на голову объемную посудину с горячим древесным маслом и вновь ткнул в нее свой свечной факел. Голова вновь вспыхнула, правда, не так ярко и празднично, как несколько секунд назад.

— Спасите! Убивают! — вновь заорало краснорожее, безволосое существо, высовываясь из погреба и пытаясь ладонями сбить с себя огонь.

— Свят, свят, свят! — запричитали обе женщины, осеняя себя крестными знамениями и с ужасом глядя на своего бывшего духовного поводыря и недавнего палача.

И посмотреть, надо сказать, было на что. От былого волосатого эпического величия не осталось ничего. Перед нами на полу корчился от боли типичный красномордый заведующий овощной базой с налитыми круглыми щечками и оловянными глазами мелкого начальника, в данный момент выражавшими боль и ужас.

Однако, гордый дух Святого Отца еще не был сломлен. Он, видимо, так привык к абсолютной власти над своей паствой, что не представлял, как его кто-то может ослушаться.

— Изыди, Сатано! — закричал он, пытаясь встать на ноги и воздеть длань то ли для проклятия, то ли для благословения. — Покайтесь, еретики! — вращая глазами, призывал он. — Очиститесь огнем!

— Ты у меня сейчас покаешься! — окончательно разъярился свободолюбивый кузнец. — Ты у меня примешь муку за свою веру! Не для тебя было готовлено, да на тебе опробую! — бормотал он, развязывая свою заплечную суму.