Книга Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

— Что это? — спросил Жеан. Он с усилием выталкивал из себя слова.

— Что «это»?

— Ты испачкан в чем-то. На тебе что-то мокрое. — Жеан чув­ствовал запах. Ему отчаянно хотелось попробовать это, лизать и об­сасывать плащ Ворона, упиваться запахом и вкусом черной жижи, которая покрывала голову, плечи и руки Ворона.

— На тебе тоже, монах. Я занимаюсь нелегкой работой.

— Что же это?

Ворон улыбнулся. Его лицо показалось Жеану знакомым. Это проявление болезни, которая напала на него в тот миг, когда он сту­пил на территорию монастыря, в этом он не сомневался. Он где-то уже видел раньше лицо Ворона. Оно было изуродованным, распух­шим, покрытым шрамами, однако он узнавал его.

— Что это?

— Это кровь.

Девочка отступила назад, и тьма скрыла ее. Она просто верну­лась в трясину темноты. И исчезла.

Кровь. Жеан упал на плиты пола. Он знал, что это за запах, од­нако гнал от себя саму мысль об этом. Кровь, вкус которой он ощу­щал на лесной поляне, кровь, которую он слизывал со снега. Стены церкви завертелись вокруг него. Он ощущал, как сжимается горло, как холодеет кожа, покрываясь ледяным потом. Его тело просто распирало от желания действовать.

Молитвы и обрывки песнопений, церковные догматы как будто разлетелись на множество осколков, проносясь в голове, силясь вновь обрести цельность и смысл, пытаясь сделать его тем, кем он был. «Тому, кто изрыгнет из себя облатку, потому что желудок его пе­реполнен пищей, и бросит ее в огонь, положена двадцатидневная епитимья... Бог от Бога, свет от света, истинный Бог от истинного Бога, сотворенный, а не рожденный... Этих мелких тварей, будь они обнаружены в муке, надлежит выкидывать со всем, что находится вокруг них... Мы ожидаем воскрешения мертвых, и тогда жизнь ми­ра станет... Он не осквернил себя едой с королевского стола, и ви­ном, которое пил... Если пожрет ее собака, стодневная...»

Гнев в нем был готов прожечь кожу насквозь. Горло горело от жажды, которую требовалось немедленно утолить.

— Да ты болен, странник, — сказал Ворон. Он огляделся по сторо­нам. — Ты в доме своего бога, однако здесь он тебя не ждет. Друг мой... да-да, друг, он ждет в темноте, где ждет всегда. Вот, утоли свою жажду.

Он протянул исповеднику чашу. Вода в ней пахла как-то знако­мо, но мысли Жеана разбредались, он был не в силах понять, что означает этот запах. Он осушил чашу.

Жажда не утихла. Он хотел лишь одного. Крови. Он поглядел на Ворона и понял, что надо делать. Он поднялся. В руке он сжимал меч. Ворон встал. Жеан попытался поднять руку, чтобы поразить его, од­нако меч не шелохнулся. Его рука не подчинялась приказам разума.

— Это место хочет смерти, — проговорил Ворон, — и, кажется, оно хочет твоей смерти.

Он толкнул Жеана в грудь, и монах упал. Он лежал на полу, за­пах крови заполнял разум. Он закашлялся. Поднес руки ко рту. У него на губах была черная пена. Вода в чаше была отравлена. Он узнал бы запах, если бы разум не отказался служить, не позволив ему распознать яд. Однако разум отказался ему служить задолго до того, как он выпил отраву.

— Ты убил меня.

— Пока нет, — сказал Ворон, — пока еще нет.

Жеан вгляделся в покрытое шрамами лицо чародея и наконец- то узнал его. Он не смотрел в зеркало с тех пор, как ему исполни­лось семь лет, но сейчас на него глядело — исхудавшее, истерзан­ное обрядами и страданиями, изуродованное и лишенное былых черт — его собственное лицо.

Жеан провалился в беспамятство, а Ворон подхватил его на ру­ки и потащил в крипту.

Глава тридцать восьмая

ВОЛЧИЙ КАМЕНЬ

Князь Олег, прозванный Вещим, лежал в постели, обливаясь потом. У князя имелась одна проблема. Он должен был оставаться опло­том для своего народа, незыблемой скалой, на которую они могли полагаться, поэтому днем он представал именно таким: был обман­чиво бодрым, позволял вовлекать себя в пьяные игры, позволял своим воинам выигрывать в соревнованиях на ловкость и быстро­ту. Однако по ночам, во сне, он уже не мог сдерживать себя. Он ры­дал в темноте, и его слезы были слезами страха. Северяне не име­ли склонности к уединению. В своих длинных домах они спали бок о бок: дети, женщины, мужчины — все вповалку. И скоро о его ноч­ных кошмарах уже сплетничали на базаре, они мешали Олегу со­хранять власть над дружиной, до него доходили слухи, что сторон­ники Игоря готовят бунт, ссылаясь на его болезнь.

Казалось, что его страх перед пророчеством бога — править бу­дет Игорь — сам по себе способствует осуществлению пророчества.

Толпы предсказателей и чародеев по-прежнему осаждали его, жили за его счет, только Олег больше не верил ни одному из них. Он еще раз наведался в храм Сварога, в этот темный приют бога, вдыхал запах горящих трав, терпел темноту и долгое ожидание, од­нако ничего не происходило, только Свава являлась ему и при­стально наблюдала за ним, она постоянно за ним наблюдала. Ему же требовалось большее.

Он поймал себя на том, что его беспричинно раздражают обыч­ные ночные звуки его дома: плач ребенка и воркующий над ним го­лос матери, поцелуи и ночные ласки, храп и оханье стариков, — по­этому вышел, чтобы поглядеть на далекие звезды. Он смог бы добиться под ними чего угодно, подумал князь, если бы только ужас­ное пророчество не нависало над ним, подобное вражескому мечу.

— Тебе необходимо привезти девушку из Парижа.

Голос. Олег огляделся вокруг. Никого не было, только тени под карнизом его большого зала.

— Кто здесь?

— Друг.

Тени как будто разошлись, и вперед шагнул человек-волк, высо­кий, темноволосый. Лицо у него было осунувшееся, зато руки и но­ги крепкие; он кутался в волчью шкуру, и волчьи челюсти лежали у него на голове, как будто волк сожрал его.

— Я смогу привезти ее сюда. Я смогу ее уговорить. Моя судьба тесно сплетена с ее судьбой. Мне было откровение.

— Кто ты такой?

— Синдр по прозвищу Миркирульф.

— Ты колдун?

— В некотором роде.

— Чего же ты хочешь взамен?

— Серебра мне не надо, мне нужно от тебя нечто более ценное, чем богатство.

— Что же?

— Твое честное слово. Одноглазый бог идет в наш мир, и мы должны ему помешать.

Олег с трудом сглотнул. Похоже, этот человек знает о пророче­стве Локи, но ведь бог никому того не открыл, ни один колдун до сих пор даже близко не догадывался о нем.

— Какое слово?

— Ты должен спасти ее. Должен найти место, где ей не будет угрожать опасность.

— Я хотел бы, только я не могу ее заполучить.

— Я могу.

— Тогда зачем тебе я?

— Потому что мне суждено погибнуть от руки брата. Я могу при­везти девушку сюда, я уверен, но вот потом защищать ее должен будет кто-то другой.