Книга Ливонская чума - Дарья Иволгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Флор полагал, что людей после похода следует накормить все-таки получше. Из кладовых извлеклись последние запасы — мешок муки, полбочонка соленых огурцов да чеснок. Жаль, никакого мяса не нашлось.
Не дожидаясь возвращения жены, Флор сам замесил тесто и поставил подниматься, а Лавр тем временем вместе с солдатами носил свежее сено на конюшню и вынимал из сундуков одеяла.
Солдаты озирались по сторонам, оценивали дом, щурились.
Харузин негромко спросил у Севастьяна:
— Ты в них уверен?
Севастьян повернулся к Харузину, чуть удивленно приподнял бровь.
— О чем ты?
Сергей замялся, ответил смущенно:
— Ну, все-таки они у тебя злодеи…
— Боишься, что воровать станут? — понял Севастьян и пожал плечом. — Тебе-то что за забота?
— Не знаю…
— Вот и не заботься, — отрезал Севастьян.
Иона с Урсулой подбежал к дому Глебова и заколотил в ворота.
— Настасья! — кричал он. — Настасья! Севастьян вернулся! Открой мне, это я, Иона!
Спустя короткое время ворота отворились. Две женщины стояли во дворе, настороженно глядя на вошедших; одна сложила руки на поясе, другая стиснула в пальцах пистоль, привезенную из Англии. Дети шумели где-то в доме, возмущенные тем, что им не позволяют выйти.
Иона снял с плеч Урсулу, бережно поставил на землю, а сам, сияя, поклонился Настасье в ноги.
— Вернул я тебе брата, Настасья, — промолвил он. — Жив-здоров, невредим и скоро будет здесь!
Настасья ахнула, всхлипнула 6eз слез, бросилась поднимать Иону и прижимать его к себе.
— Жив! Здоров! — бормотала она. — Ты-то как сюда пробрался?
— А по улице, — объяснил Иона и повернулся к Наталье. — Беда миновала. Чернь разбежалась, кого-то саблями посекли, кого-то пулей уложили, а сейчас на улицах никого нет. Тихо, спокойно стало…
Урсула рассматривала женщин с интересом. За время своего путешествия с солдатами она почти не встречала женщин, поэтому эти новые для нее персоны вызвали у девушки особенный интерес. Ей все было любопытно: и как они одеты, и как держатся, и как разговаривают.
Наталья — черноватая, с узким «эльфийским» лицом, в русском платье — как в игровом «прикиде», словно переодетая нарочно, для какого-то представления, и в руке пистоль. Губу прикусила, глаза сузила — решительная и смелая.
Настасья Глебова — светлая, тихая, «царевна-лебедь», как ее называли иногда. От Настасьи хлебом пахнет.
Урсула с важным видом сделала книксен и застыла. Пораженная, Гвэрлум опустила пистоль, потом посмотрела на свою руку, как будто впервые заметила в ней нечто странное, чуть покраснела и сунула оружие Ионе.
— Тьфу, — выговорила Гвэрлум, — глупо получилось…
Иона понимающе кивнул, пистоль исчезла.
— Откуда эта Дюймовочка? — спросила Гвэрлум.
— Урсула, — сказал Иона. — Ее зовут Урсула. Королева эльфов, — добавил он, подумав немного.
Гвэрлум сильно вздрогнула. На несколько секунд она поверила в то, что сказанное Ионой полностью соответствует действительности. В конце концов, если существуют ведьмы, чудовища, призраки, волшебные предметы, — то почему бы не существовать и Волшебному Народцу, жителям Полых Холмов?
Но ведь Полые Холмы — не в России. Это Старая Англия, сказки Киплинга и старины Билла Шекспира.
Последняя мысль отрезвила Гвэрлум.
Она моргнула, и королева эльфов исчезла — на месте стояла девушка с врожденным уродством: маленьким горбом между лопаток и непомерно крохотным ростом.
Гвэрлум улыбнулась и протянула ей руку:
— Добро пожаловать, Урсула.
(«Боже, что я несу! — мелькнуло у нее в голове. — Как будто приветствую нового члена клуба Анонимных Алкоголиков!»)
Урсула настороженно посмотрела на нее, перевела взгляд на Настасью. Та приблизилась, наклонилась, ласково обняла девушку, как обняла бы свою дочь.
— Вот и хорошо, — молвил Иона, который все это время настороженно следил за происходящим: он боялся, что женщины не примут его подругу.
— Рассказывай, что там происходит, — попросила Наталья. — Мы тут уже все извелись.
— Говорю тебе, враг бежал позорно. Флор с друзьями как раз держал осаду… Точнее сказать, отражал штурм, — с важным видом изрек Иона, — а тут и появился господин Глебов со своим отрядом. Мы атаковали неприятеля с тыла, и толпа разбежалась. Никому не хотелось получить копье в живот или пулю в физиономию. Хотя некоторые именно сего и сподобились. Сейчас рассуждения идут: как выманить из логова злодейку Соледад и предать ее справедливой казни.
— Я иду домой, — объявила Наталья. И, повернувшись к Настасье, поклонилась ей церемонно: — Спасибо тебе за кров и хлеб, Настя.
Настасья улыбнулась — так весело, словно солнечные лучи брызнули между листьев.
А Урсулу ждало новое открытие: дети. Впервые в жизни она увидела маленьких детей. Две девочки заплясали вокруг карлицы, тиская ее волосы, хватая за руки, дергая за платье.
— Ты настоящая? Ты не кукла? Ты — взрослая? Гвэрлум говорит, что ты — взрослая! — лепетали они.
Мальчик Иван ходил вокруг и прикидывал, как лучше себя повести: то ли дернуть «Дюймовочку» за тонкую косичку, то ли поклониться ей, как принцессе. Мама рассказывала ему, насколько умела, разные сказки, и история Дюймовочки была ему известна. Правда, Гвэрлум излагала эту повесть не по книге, а по мультфильму, с неизбежными в таких случаях искажениями, но общий смысл сохранялся: девушка крохотного росточка, принадлежащая к совершенно особому народцу.
Наконец Иван решился завести с незнакомкой светскую беседу и вопросил:
— А ты правда была замужем за кротом?
Урсула, по счастью, не поняла смысла этого вопроса. Наталья, покраснев, схватила сына за руку:
— Прощайся с тетей Настей — и пойдем. Катюшку пора кормить, я хочу сделать это дома.
— Прощай, тетя Настя, — серьезно проговорил Иван.
— До свиданья, мой хорошенький, — засмеялась Настасья и поцеловала его теплую макушку.
Наталья зашагала к дому Флора. Она чувствовала себя значительной дамой, обремененной детьми. Тем, что когда-то она именовала «настоящая взрослая тетенька». «Неужели это — я? — думала она по дороге, поглядывая на мальчика, бежавшего впереди, и ощущая на руке тяжесть младенца. — Жаль, нет по пути сверкающих зеркальных витрин — я бы на себя полюбовалась.»
Иона с Урсулой на время задержался у Bepшковой-Глебовой: Настасья предложила девушке истопить баньку, а потом переодеться в чистое, благо платьица подходящего размера имелись. Иона в охотку рубил для баньки дрова и распевал во всю глотку:
Три танкиста, три веселых друга,