Книга Ливонская чума - Дарья Иволгина

На зов Соледад сперва никто не отзывался, но затем ее чуткий слух уловил тихое шуршание. Не переставая звать змею, Соледад улыбнулась. Та, о ком она думала, пришла и свилась огромными кольцами на пороге дома.

Соледад стала думать о человеке, который должен умереть в объятиях этой змеи и затем послужить ей пищей на несколько дней. Медленно, не спеша, ведьма отправляла образ этого человека в дремлющее сознание рептилии. Поначалу казалось, что змея ничего не осознает, но вот глаз моргнул, раз, другой, и Соледад увидела, что змея поняла, в чем отныне состоит ее предназначение. Неверный возлюбленный войдет в плоть змеи, станет частью ее силы, а затем растворится в ней без следа. Не будет больше человека по имени Георгий, глупого бродяги, который считает себя сыном Соломонии Сабуровой. А может быть, таковым и является…

Для Соледад все это не имело значения. Змея запомнила его. Она не перепутает его запах и его образ ни с каким другим. Она коснется его языком и поймет: это он. И тогда она обовьет его кольцами своего гибкого тела и сожмет объятия так, что кости человека хрустнут, и кровь выдавится из жил.

Все будет кончено.

Соледад оборвала пение. Помедлив немного, змея уползла.

— Вот и хорошо! — сказала ведьма сама себе. — Просто превосходно!

Она потянулась и зевнула, внезапно ощутив приступ лютого голода — такое иногда с ней случалось после удачного колдовства или долгих занятий любовью. Если Соледад сейчас не поест, она, кажется, умрет.

Оглянувшись, ведьма заметила мышь, пробегавшую вдоль стены. Одним мгновенным движением, неуловимым для человеческого глаза, Соледад бросилась на маленького грызуна, схватила его поперек живота и живьем сунула в рот. Хрустнуло под зубами горячее тельце, кровь потекла на язык ведьмы, и она заплакала от наслаждения.

* * *

Иону отправили к Вадиму — сообщить о том, что нападение толпы отбито и Севастьян Глебов вернулся в Новгород со своими людьми. Поскольку Урсула наотрез отказалась расставаться со своим покровителем и даже вцепилась в его штаны, то Иона взял ее с собой.

Внешность Урсулы поразила даже видавших виды Флора с Лавром. А уж их-то, казалось, ничем не проймешь. Услышав от Севастьяна женское имя, братья подумали было, что отряд прихватил по дороге какую-нибудь маркитантку или, на худой конец, крестьянку, согласившуюся кашеварить на солдат, — но увидеть карлицу, изнеженную, утонченную и получившую хорошее воспитание, — такого не ожидал никто.

Урсула сделала изящный книксен и, признавая во Флоре человека знатного (что не вполне соответствовало действительности), милостиво протянула ему руку для поцелуя. Ошеломленный Флор коснулся губами крошечной, покрытой цыпками ручки.

— Боже! — воскликнул Харузин. — Где вы нашли эту королеву?

— В Тарвасте, — сказал Севастьян. — Ты прав, эта дама — почти королева…

— Королева эльфов, — добавил Харузин потрясенно. — Настоящая!

Оказавшись в центре внимания почтительных, чисто одетых и вежливых мужчин, Урсула вела себя в точности так, как героиня одного из множества любимых ею романов: она любезно улыбалась всем сразу и никому в отдельности, подавала пальчики для поцелуя и милостиво наклоняла голову в легком поклончике.

Иордан подошел к девушке и присел перед ней на корточки. Рослый ливонец едва не клюнул ее носом. На мгновение она смешалась, но тут же взяла себя в руки.

— Тарваст? — повторил Иордан. — Ты из Тарваста?

— Именно, — сказала девушка.

— Что с ним?

— Этот город разрушен до основания русскими войсками, — сказала Урсула. — Там у меня осталось все… Мой дом, мои родители… Но потом я встретила этого благородного господина, — она указала на Севастьяна. — Теперь я — часть его отряда.

— Девочки не бывают частью боевого отряда, особенно состоящего из всякого сброда и беглых разбойников, — возразил было Иордан, но Урсула покачала перед его глазами тоненьким пальчиком.

— Вы сильно ошибаетесь! — заявила она, радостно улыбаясь. — Эти люди — моя семья. Вы ведь из Риги? Я по выговору поняла.

— Из Риги… — Иордан судорожно вздохнул. — Ордена больше нет.

— Но Рига стоит, — отозвалась Урсула. — И вы живы. И я тоже жива.

— В этом есть смысл, — отозвался Иордан.

— Ну, хватит, — Иона протолкался вперед и коснулся локтя Урсулы. Харузин, хорошо знакомый с «дивным народом» по ролевому прошлому, подумал было, что сейчас «королева эльфов» сердито отдернет руку и попросит своего служителя не мешать ее общению с благородными лордами, однако Урсула с готовность повернулась к Ионе и нырнула под его ладонь.

Иона взял ее на руки и ловко усадил себе на плечи. Было очевидно, что это они проделывают довольно часто.

— Пойду к Глебовой, — объявил Иона. — Заодно и мою даму у нее оставлю. Хватит ей с солдатней таскаться. Пусть пока отдохнет.

И ушел.

Харузин ошеломленно смотрел ему вслед. Иона очень изменился с тех пор, как они познакомились с ним — выкормышем скомороха Недельки, давно уже покойного. Когда-то это был чумазый, довольно поганенький мальчишка, трусливый и ленивый донельзя. Никто и предположить не мог, что из Ионы вырастет молодой мужчина, обладающий таким чувством собственного достоинства.

— Это все женщина, — отвечая на мысли Харузина, молвил Флор. — Без женщины мужчине таким не стать.

— Не обязательно, — возразил Харузин. И шепнул ему на ухо: — Это влияние Севастьяна.

Правы были, конечно, оба — и оба знали об этом.

Впрочем, метаморфозы иониной личности были наименее важной темой для раздумий. Куда серьезнее представлялось другое: отыскать Соледад и покончить с ней. Пока эта ведьма жива, она будет прятаться по новгородским трущобам и выискивать все новые и новые способы извести Флора и всех, кто ему дорог.

— Нужно заманить ее в ловушку, — предложил Флор. — Положить этой крысе кусок сыра полакомее, завести пружину потуже, а когда она сунется — хлоп! Пережать ей спину и утопить.

— Прекрасный план, — вздохнул Харузин. Осталось только сочинить, как сию метафору претворить в грубую реальность. У меня пока что на сей счет никаких идей не водится.

У хозяина дома появилась еще одна забота, неотложная: разместить и накормить глебовский отряд. Впрочем, русские воины всегда поражали своей неприхотливостью. Может быть, если бы не долгое влияние монголов, такого и не было бы, но из песни слова не выкинешь: немалое позаимствовано русскими у кочевников.

Во время похода воин регулярной армии имеет при себе толченое просо в мешочке длиною всего в две ладони и немного соленой свинины, а также соль (если повезет, то смешанная с перцем). В мешке брякают топор, трут и горшочек. И в любой местности такой человек будет сыт и доволен, даже если поблизости не водится никакой дичи, и невозможно добыть рыбу. Садится солдат на землю, разводит огонь, кладет в горшок ложку проса, льет воду, добавляет соли и варит. Тем и довольствуется. И важные бояре умеют сидеть на таком голодном пайке не хуже своих солдат. А если посчастливится найти дикий лук, так обходятся одним луком.