Книга Байки служивых людей - Александр Новиков

* * *

Надо сказать, что идея с пластинками тоже потерпела сокрушительное поражение. Оказалось, что французы и рады бы покупать у нас виниловые сокровища, но им к тому времени было совершенно не на чем их слушать. Вся Европа давно перешла на лазерные диски, о которых мы, например, и слыхом тогда не слыхивали. Матерясь и поминая дядю Сашу недобрым словом, музыканты таскали с собой этот хрупкий груз по принципу: девать некуда, а выбросить жалко.

На одном из последних концертов во Франции – в Кале, я твердо решил избавиться от пластинок. В перерыве я соскочил со сцены и направился к какому-то дедуле, который сидел в первом ряду и смотрел в потолок слезящимися глазами. Сунув ему в руку конверт с «двойником» Рахманинова, я быстро сказал:

– Итс а презент! Ноу мани! – И только собрался ускакать назад, как дедушка громко произнес:

– Огромное вам спасибо! Вы можете говорить со мной по-русски!

Проходящий мимо Палыч застыл как вкопанный и осведомился у деда:

– Простите, а много тут русскоговорящих?

– Насколько я знаю, – с достоинством произнес старичок, – я один. На все Кале.

Палыч понимающе закивал:

– Ага, ага... Понимаю... Пустыня! – он подмигнул мне и убежал за своими пластинками.

– Юноша! – мягко обратился ко мне дедуля. – Вы сделали мне необыкновенный подарок! А мне совсем нечем вас отблагодарить...

– Что вы! – запротестовал я. – Подарок – он на то и...

– А не могли бы вы сделать мне еще один подарок? Вы тут исполнили новый российский гимн... Я прошу вас – вышлите мне ноты!

Оказалось, что деда звали Нилом Иванычем. Было ему под девяносто, а увезли его из России в семнадцать лет. Единственный из первой волны эмиграции, он попал в Кале, где сумел вложить в дело привезенные средства. Насколько успешно – я спросить не успел, поскольку нас позвали собираться. Ухватив морщинистой рукой мои пальцы, Нил Иваныч попросил у меня визитную карточку.

– Пардон, – сказал я, машинально пошарив по карманам. – Забыл в отеле...

– Тогда возьмите мою, – сказал он и сунул мне позолоченную визитку. Вместе с ней он втиснул в мою ладонь триста франков и горячо зашептал: – Ради Бога, не обижайтесь! Я должен вам что-то подарить! Прошу вас, возьмите – выпьете кофе в Париже за мое здоровье! И пожалуйста, напишите мне письмо из России! Я ни разу не получал оттуда писем... И не забудьте прислать ноты!

Беспомощно оглянувшись по сторонам, я понял, что все всё видели. И, решительно пожав руку дедушке, я побежал собираться. В зрительном зале мелькали белые форменки русских музыкантов. Они лихорадочно дарили французам пластинки с русской классикой. Но я был уверен, что ни один из них не получил в ответ ни сантима.

* * *

Наступил день отъезда в Париж. С утра в наш номер пришла целая делегация: портье, горничная и переводчица. Смущенная горничная что-то шептала под паранджой.

– Она просто хотела узнать, – сказала переводчица. – Почему на зеркале в вашей ванной каждый день была прилеплена жевательная резинка? Она тратила много сил, чтобы ее отскрести, и теперь решила узнать, зачем это русским мсье? Может, они чем-то недовольны?

– Ну ты подумай! – возмутился Толик. – А я смотрю – куда, бля, жевачка девается? Я ее на зеркало – потом дожую, мол. Думал ты берешь...

– Извините нас, пожалуйста, – сказал я.

Переводчица фыркнула и увела с собой остальных. Мы вытащили из тумбочки последнюю бутылочку «Бордо» и отправились в номер Першинина.

Старшину мы застали в ванной, он прислушивался к странному скрежетанию, доносящемуся откуда-то сверху.

– То ли кошки е...утся, то ли дрочит кто... – задумчиво сказал нам старшина. – Надо посмотреть.

Мы составили ему компанию и поднялись этажом выше. Прислушавшись, мы определили эпицентр звука и постучали в дверь. Как и ожидалось, нам открыл Чуча. В руках его был перочинный нож.

– Что там у тебя за звуки, мудила? – встревоженно спросил Першинин

– Воду пытаюсь спустить, – невинно ответил Чуча.

Старшина тяжело вздохнул и, отодвинув плечом воспитона, прошел в ванную. В раковине была набрана вода. Чуча показал на нее ножом и сказал.

– Кириллов воду набрал и пиво туда поставил, чтоб холодное было. И ушел куда-то. А мне надо носки постирать. Грязные уже носки-то!.. – Он достал из кармана два заскорузлых «потника» и сунул их Першинину прямо под нос.

Старшина отшатнулся и сцепил руки за спиной, видимо, чтобы не закатить Чуче в рыло.

Мы сразу все поняли – сифон в этих раковинах был с рычагом. Нужно было лишь тихо нажать на поршень рядом с краном, чтобы затычка мягко поднялась. Но Чуча не был знаком с таким сантехническим чудом, поэтому тщетно пытался отковырять ее ножом.

Было видно, как у Першинина чесались руки и каких усилий ему стоило сдержаться. Но опыт взял свое, и он, переведя дух, вымолвил:

– Воспитанник Чугунков... Постираетесь, погладитесь и – «на баночку». У входа. Будете встречать наш автобус. Когда приедет, позовете меня. Ясно?

Чуча обреченно кивнул и посмотрел на Толика, который спустил воду, с благодарностью.

И мы пошли пить вино, радуясь, что до приезда автобуса есть еще часа четыре. Все это время мы провели за «Бордо» и приятной беседой, прерываемой лишь частыми приходами Чучи, который спрашивал у Першинина, – не наш ли автобус только что пересек соседнюю улицу?

А когда автобус все-таки пришел, нас всех вызвали строиться в фойе.

Перед строем метался бледный от бешенства Карабасов. Несколько раз он пытался остановиться и начать пламенную речь. Однако эмоции душили его, и он опять принимался ходить из стороны в сторону.

Усы его зловеще топорщились, поэтому мы на всякий случай вытянулись по стойке «смирно» и провожали его преданным взглядом, делая «равнение направо» и «налево». Наконец не выдержал Палыч. Ему (тоже допившему все остатки вина) было сложно стоять по стойке «смирно», поэтому он спросил невинным тоном-

– Да что случилось, Алексей Алексеевич?

– Что?!! – взревел Леша. – А вот что!!! Если в течение пятнадцати минут ко всем тележкам горничных на всех этажах не будут обратно прикручены все колеса... Если все зеркала и шкафчики не будут повешены на место... Если над стойкой портье не будет кронштейна для телевизора... Я... Я вам...

Он побагровел и закашлялся.

– Понятно, – тихо и буднично сказал Першинин. – Всем: вольно, разойдись. Через пятнадцать минут – шмон по всему отелю. Урою, падлы.

И через полчаса мы уже тихо грузились в автобус. Никто из гостиничной прислуги не вышел нас провожать. Да мы и не расстраивались – нас ждала Родина.

* * *

Обратная дорога не была омрачена никакими неприятностями. В самолете мы летели одни – поэтому экипаж всю дорогу наслаждался нашим концертом. Летя над ночной Европой, наш старенький «Ту-134» громыхал то «Прощанием Славянки», то «Венским вальсом», а то и «Маршем ВВС»...