Книга Байки служивых людей - Александр Новиков

Ну а дальше перед нами встали сплошные вопросы. Перед нами лежало несколько круглых штуковин, покрытых странным зеленоватым пушком. Мы вертели их и так и сяк, пытаясь определить природу их происхождения. Толик предложил не мудрствовать и поинтересоваться у портье, что это за хреновина. Вооружившись разговорником, мы отправились к нему.

Портье мирно жарил яичницу в подсобном помещении. Пока Толик тыкал ему в лицо неопознанный предмет, я тщательно выговаривал написанную в разговорнике фразу.

– Que ce tel? Что это такое?

– Киви, – мирно сказал он, ставя ударение на последнее «и».

Мы переглянулись.

– Что еще за «киви»?! – спросил Толик.

В моей голове что-то забрезжило:

– Знаешь чего, – неуверенно сказал я. – Помню со школы: в Австралии водится такая птица – «киви». Может, это ее яйца?

– Такие волосатые? – засомневался Толик.

Я нашел в разговорнике нужное слово и, ткнув в яичницу, спросил.

– Les oeufs? Яйца?

Портье словно подкосило. Он зашелся в диком хохоте, потом схватил у Толика киви и разрезал его на две половинки. Потом сунул нам по чайной ложке и знаками показал, как их есть.

Мы долго смаковали новый вкус, потом горячо поблагодарили портье, вытирающего слезы и тихо бормочущего: «Sur, russe!», и отправились к себе.

– Ничего особенного! – сказал Толик. – Помесь огурца с апельсином.

Но через пять минут мы вновь были у портье. Толик протянул ему, уже всхлипывающему, еще один круглый предмет.

– Нектарин! – простонал араб.

Уж не знаю как, но он сумел объяснить нам, что это помесь персика со сливой, специально сделанная, чтобы избавиться от аллергенной кожуры.

– Ну вообще, бля, с жиру бесятся! – оскорбился Толик.

В течение последующего часа мы знакомились с авокадо, папайей, манго и другими экзотическими дарами природы. Портье долго благодарил нас, составив по нашему разговорнику фразу, означающую, что он давно так не веселился. После чего, неожиданно посерьезнев, он включил видеомагнитофон, который немедленно стал показывать стрип-шоу и спросил на чистом русском языке:

– Хотим?

– Хотим, – сказал Толик.

– Но не можем, – добавил я.

– Black... is? – спросил зачем-то Толик.

Портье кивнул. Я потянул Толика за рукав, но он не унимался:

– А... испаньол?

Портье снова кивнул.

– Ну a... russian is?

Портье удивленно посмотрел на него и пожал плечами:

– No... Russe – no. Mais pourquoi? (Нет... Русских – нет. А зачем?)

– Хау матч? – спросил Толик.

Портье показал ему стофранковую бумажку.

– Не хотим, – отрезал Толик.

Мы пошли в номер. А когда пришли, я не удержался и спросил:

– А на хрена ты у него спрашивал про русских? Тебе что, их дома мало?

– А чтобы не вы...бывался! – победно сказал Толик, и мы стали укладываться в постель.

* * *

Наши гастроли напоминали ускоренную съемку – события и впечатления сменяли друг друга с необыкновенной быстротой. Был тот достопамятный «слон», о котором я уже рассказывал. Кстати, после него Чуча вообще чуть не рехнулся: вместе с несколькими страдальцами его повели в туалет – в ближайшем кафе. Зашел он в него первым. И, судя по показаниям свидетелей, провел в нем не менее получаса. Не отвечая на стук и призывы товарищей.

Взломав дверь с помощью спасателей, коллеги нашли его сидящим перед унитазом в странной позе. Оказалось, что на сиденье была установлена система автозамены полиэтиленового стерильного чехла. Стоило нажать красную кнопочку справа – и из специального карманчика на стульчаке с тихим жужжанием выезжала прозрачная пленка. Чучу это совершенно заворожило – раз за разом он потрясенно нажимал на кнопочку. И когда в кассете закончилась пленка – чуть не случилась трагедия. В общем, хорошо, что его все-таки извлекли. После этого Леша подселил к нему в номер тубиста Кириллова.

Были выступления и концерты в десятках разных городов. Мы уже плохо ориентировались в пространстве и времени.

Когда наступило воскресенье и у нас выдался свободный день, за нами с Толиком на роскошном белом «форде» приехала Саня. Но ожидаемого фурора это не произвело – все слишком устали. Коллеги вяло припомнили «яблоко» и пошли уныло продавать водку и икру.

Мы прокатились в Рубе, купили там какую-то мелочь и окончательно убедились, что найти во Франции свечи для «Москвича» – абсолютно пустое дело.

Вернувшись «в расположение» мы застали угрюмый народ. Никто так ничего и не продал. Першинин хмуро пояснил, что «у них тут русская водка в каждом магазине, а про икру и говорить нечего». Все говорят лишь одно слово: «La contrebande» и посылают доблестных русских моряков куда подальше. Какая-то неведомая вожжа подхлестнула мне под хвост, и я сказал:

– Не может быть. Хотя, конечно, если ходить по магазинам...

Собрав в полиэтиленовый пакетик всю свою «la contrebande», я спустился вниз и спросил у портье, где тут ближайший русский ресторан.

Через полчаса я помахал перед носом Першинина тремя стофранковыми банкнотами. Шепча что-то про «яблоки» и «угрозу сионизма», он подбросил свое жирное тело и устремился по указанному мной маршруту.

А еще через полчаса привели абсолютно бухого Палыча. Привели его дружелюбные полицейские, которые на хорошем английском языке объяснили нам (не понимающим ни хорошего ни плохого английского), что Палыч украл в магазине бутылку «Московской» и тут же ее вылакал.

Общее изумление выразил дядя Саша, спросив:

– Ты что же, мудозвон, не мог вискаря утащить, или там абсента, на худой конец?

Объяснить полицейским, что у Палыча в чемодане лежат две привезенные из России бутылки такой же водки, мы не могли. Во-первых, потому что не владели языком. А во-вторых, потому что тогда поступок Палыча выглядел бы еще более идиотским. Поэтому мы решили замять международный скандал самым простым путем – оплатили стоимость украденной бутылки непосредственно из бумажника Палыча, торчащего у него из брюк. После чего вручили полицейским нагрудный значок «Отличник боевой и политической подготовки» и уложили Палыча спать.

Впоследствии Палыч объяснял, что его попросту замучила жажда. А поскольку перед этим магазином он был еще в примерно двадцати местных барах, то заплатить за бутылку водки он попросту не успел. Его поразило внезапное недомогание, и он совершенно не понимает, почему черствые работники магазина вызвали вместо медиков – полицейских...

Вскоре вернулись все остальные и принялись хвастаться своими покупками. Один Чуча молча ушел к себе в номер. Все решили, что он так ничего и не купил. Нам было жалко несчастного, и мы решили обязательно помочь товарищу, как только приедем в Париж. Но жалели его мы недолго. Потому что в три часа ночи весь отель проснулся от странных звуков. После коротких поисков мы нашли Чучу на черной лестнице, где он самозабвенно играл на дорогущем новеньком бубне. Он потратил на него весь гонорар...