Книга Дурень. Книга первая. Сашка - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Войско у него было. И не факт, что грузины лучше. Эти воевали. Эти двадцать пять лет в армии. Эти до серьёзных чинов все четверо дослужились для тех, кто без образования в рядовые пришёл из крестьян. Один каптенармус, двое сержанты и один целый подпрапорщик, ещё хвастал Коморин, что один в полку был подпрапорщик не из дворян. Получается, с какой стороны не посмотри, все они унтер-офицеры с боевым опытом. Стрелять народ обучен. И оружие какое никакое есть.
— Что ребята повоюем? — оглядел Кох ветеранов.
— Грузинцы народ подлый, чего бы не повоевать, — оглядев инвалидов, за всех ответил Коморин.
Событие шестьдесят девятое
Когда кто-то сказал царю Спарты Леониду, что он ведет в бой слишком мало людей, он ответил: «Слишком много — ведь они обречены на смерть».
Леонид I
Так строители неизвестные устроили, а потом садовники или ландшафтные дизайнеры, что с дороги дом князя Русиева не видно. В отличие от храмов этот чертог рыжий построен не на холме, а в низинке небольшой, на самом её дне, и потом вокруг вырастили из берёз и осин настоящий лес. Родные сосны там или ели давно спилили и посадили лиственные деревья в правильном порядке. Кольцами такими расширяющимися и пронизанными аллеями из лип. Осенью красиво, если с дороги смотреть. Круг жёлтых берёз, потом круг красных осин, снова жёлтые берёзы и в шесть радиусов липовые аллеи, тоже жёлтые, но другого бурого оттенка. Сейчас зимой вроде бы с дороги должен быть виден рыжий дом со всеми хоз постройками, листва-то облетела. Ан нет. Круги эти так плотно стоят и такие большие и старые уже деревья, что даже чернотой веток голых могут скрыть от путника постройки.
Привычно свернули ветераны на одну из липовых аллей уже почти в сумерках и оказались возле рыжего дома. Барский дом стоял не освещённый, темно в окнах, ни малейшего огонька. А вот во флигеле оба окна, выходящие на юг, на дорогу, были освещены. Свечи, ироды, жгут дорогущие. На всякий пожарный, а ну как горцы их уже опередили, отправили Коморина на разведку. А чего — один из них здоровый.
— Не могёт того быть, я нёсся, чуть коня не запалил, не могли они успеть сюда, — бурчал вслед бывшему подпрапорщику Агафон.
— А ну как… — махнул на него рукой Сашка, глядя вслед пригибающемуся Александру. Шёл тот прикольно. Согнулся буквой «Г» и от одного дерева к другому по снежной целине, как гусак, высоко ноги задирая, шествовал.
— Я огонь и воду прошёл, знаю, что не могут они так быстро появиться. Девять человек завсегда медленнее одного едуть.
— Знаешь, Агафон. Как эта поговорка заканчивается?
— Яка? — Агафон тоже прошёл несколько шагов за Комориным, но тут с ветки берёзы спланировал ком снега и прямо ему за воротник тулупа. Стоял сейчас извивался.
— Прошёл огонь, воду и медные трубы… да попал к чёрту в зубы. — Сашка тоже двинулся следом. Так-то согласен был с ветераном, не могли грузины успеть. Он даже вообще сомневался, что они сегодня пожалуют. Побоятся по темноте ехать, явно не местные и дорогу точно не знают, поопасаются ночью в приличный морозец по лесам и весям шастать. Можно и дуба дать. Где войско Наполеона Буонопартия? То-то и оно. А зимою дни коротки.
Так и оказалось. Во флигеле не грузины были, а наши посконные. Сидели три дворовых мужика и пользуясь отсутствием ветеранов бражничали. Верховодил псарь Никодим. Увидев вошедшего Сашку с инвалидами, мужики повскакивали и стали «совершенно незаметно» прятать под стол большую бутыль на четверть ведра. Руки только слушались уже плохо хозяев, и бутыль брякнулась на пол. Хорошо — деревянный.
Сашка проследил, как бутыль катится по полу выбулькивая из себя «живительную», но мутноватую влагу, и сурово эдак оглядел выпивох.
— А вы знаете, робяты, что ставить брагу и гнать хлебное вино можно только дворянам?
— Так мы енто… мы не того. Это не хлебное. Это свекольное. — Никодим можно сказать, что и связно объяснил.
— Так это же другое дело! — обрадовался Кох. — Это ладно тогда. Эх, пороть вас некому. Ничего, найдем товарища. Стоп. А скажи, Никодим, твои собачки, если «фас» скомандовать, бросятся на человека?
Псарь сел, поднял по дороге бутыль, взгромоздил её в центр стола, а потом стал репу чесать.
— Так оно, понятно, бросятся. Только не обучены они на такое. Бросятся и будут бегать, рычать. Горло там перегрызть, али за ногу цапнуть не приучены. А надо было? — Вот, оказывается, какое полезное действие чесание репы.
— Ну, нет, конечно. А сколько можно спустить?
— Хм, — теперь чесалось ухо, — шестерых можно. Камка ощенится скоро, Вихрь приболел. Ногу порезал об лёд. А Марго не бросится на человека. Ласковая.
Сашка задумался. Не станут грузины стрелять в своих грузинских собачек. Если их спустить на горцев, то собаки, как сказал Никодим, будут просто скакать вокруг абреков и задерживать их. А в это время можно успеть перезарядить пистолеты и карамультуки и произвести ещё один залп. Если же собаки даже пострадают, а ну как грузины начнут всё же стрелять в собак, ну жалко собак, но люди — это люди. Да и свою тушку жалко. Другую вряд ли дадут.
Выпрягли лошадей, отправили их в конюшню отдыхать, разогнали дворовых кроме Никодима. Псаря отправили на улицу снег чисть. Не потому, что это прямо необходимо было, а чтобы протрезвел, и когда понадобится, выпустил собачек из клеток и натравил их на ворогов. Сами Аники-воины сели проверять оружие во флигеле опять выслав в разведку Александра. (Н. А. Некрасов в своём произведении «Кому на Руси жить хорошо» написал: Эх вы, Аники-воины!
Со стариками, с бабами Вам только воевать!).
Обошёл Кох с инвалидами дом барский и решил, что оборонять такое большое строение, имея из огнестрела только четыре пистолета, у которых убойная сила не дальше пятнадцати — двадцати метров, не получится. Куча мест непростреливаемых, и строения псарни и конюшни дополнительными укрытиями для противника будут. С флигелем лучше. Он и к дороге ближе на десяток метров и к нему