Книга Девушки из Блумсбери - Натали Дженнер

под руководством сэра Артура Квиллер-Кууча, профессора английской литературы короля Эдуарда VII, действительного члена Колледжа Иисуса и уважаемого ментора Дюморье, который переживал из-за «неумолимого» поглощения книг его подопечной. Амбициозный до неприличия, доктор Фисби выстроил карьеру в Британском музее в качестве хранителя и куратора в Отделе печатных книг, но сохранял свои связи с Кембриджем через внешнее членство во множестве советов, включая Сенат. Они с Кристенсоном оба были крайне разочарованы, когда последний совет проголосовал за то, чтобы разрешить женщинам полноценно выпускаться из Кембриджа незадолго до прибытия юной Эви Стоун, полной собственных амбиций и ястребиного намерения.

Свои визиты в «Книги Блумсбери» куратор начинал ровно в 9:30, прибывая в магазин в минуту, когда тот должен был открыться. Стоя там и нетерпеливо постукивая по часам на запястье, он часто пугал Вивьен своим напряженным хищным лицом, когда она подходила открыть двери на улицу. Один запоминающийся случай после серии странных обстоятельств завершился запертым между дверьми вестибюля доктором Фисби. Последовавшая взбучка персоналу привела к длительной подобострастности с их стороны – неискренней и незаслуженной.

Поэтому было несколько удивительно, когда он заявился в полдень в последний день февраля, за целый месяц до своего следующего ежеквартального визита.

– Доктор Фисби, – приветствовала его Вивьен. – Как ваши дела?

Как обычно кратко кивнув, Фисби проскользнул мимо нее на пути к лестнице.

– Сами подниметесь? – кинула ему вслед Вивьен, зная, что он не ответит. Она всегда испытывала к доктору Фисби неприязнь, но почти жалела, что у нее нет причины сопроводить его хотя бы для того, чтобы увидеть, как он отреагирует, встретив их новую сотрудницу.

Эви сидела на своей табуреточке перед шкафом, в котором хранились самые ценные антикварные книги магазина. После похода в Сады Кью с Эшем в прошлое воскресенье она была в подавленном настроении. На следующее утро он подал мистеру Даттону заявление об увольнении. Во время необычайно короткого собрания персонала мистер Даттон объявил, что Эш покинет свой пост к 14 апреля, началу нового года в его родном штате Мадрас. После того как Эви узнала о его решении, она едва ли парой слов перекинулась с Эшем. Влюбленность была ей слишком нова, чтобы она могла легко переступить через разбитое сердце. Справиться с ним – особенно учитывая участие в деле ее гордости – Эви могла только удалившись от всех.

Эви также была по-прежнему расстроена новостями, о которых ее предупредил Ярдли Синклер. Она продолжала посматривать на двери при малейшем звуке, почти ожидая увидеть там самого Стюарта Уэсли в качестве неизбежной части мира, из которого ее, по сути, изгнали. Эви попыталась оставить этот мир позади и не оглядываться – и как же удручающе было осознать, что даже отвести взгляд было не в ее силах.

Услышав звук приближающихся, а затем замерших шагов, Эви посмотрела за спину, чтобы увидеть на лестничной площадке показавшегося ей знакомым мужчину. Он стоял, наклонившись вперед, в открытое пространство, очень напоминая крючковатую столетнюю шелковицу, которую ей однажды показал Эш. От воспоминания Эви почувствовала еще один укол.

– Где мистер Аллен? – громко спросил мужчина.

– На распродаже имущества в Уэльсе, – спокойно ответила Эви. Он не пугал ее – он показался ей слишком карикатурным, чтобы вызывать тревогу.

– Хм. – Он оглядел комнату, затем снова посмотрел на нее сверху вниз. – А вы у нас?..

– Эвелин Стоун.

– Я хочу узнать, кто вы.

– Мистер Даттон принял меня в новом году, чтобы помочь составить каталог редких книг.

– Принял? Откуда?

– Из Гиртон-колледжа. В Кембридже.

Он издал странный фыркающий звук, каких она никогда прежде не слышала.

– Я знаю, где это. Я из Колледжа Иисуса. Септимус Фисби, доктор философии.

Эви тоже знала, кто он. Она достаточно часто слышала, как профессор Кинросс хвастался дружбой со знаменитым куратором. Она также видела его имя на письме Британского музея, которое разрешало Кинроссу изучать определенные архивные материалы в настолько ветхом состоянии, что доступ к ним был строго ограничен, кроме как в случаях чрезвычайной национальной важности. К счастью для Кинросса и его команды, доктор Септимус Фисби решил, что многолетнее мероприятие по составлению примечаний «Ярмарки тщеславия» попадало в эту категорию.

– Доктор Фисби. Конечно. – Эви встала. – Что привело вас сюда сегодня?

Он проигнорировал ее и огляделся.

– Аллен совершенно перестал здесь все контролировать. Как, черт возьми, мне найти что-то в этом беспорядке?

– Возможно, я смогу помочь.

Доктор Фисби подошел к столу и начал перелистывать один из оставшихся с последнего появления мистера Аллена в магазине каталогов «Сотбис».

– Глубоко сомневаюсь, – наконец запоздало ответил ей доктор Фисби.

Эви осталась стоять возле своей табуретки, с растущим подозрением наблюдая за тем, как он шарит по залу. Теперь он внимательно изучал текущую книгу годовых продаж.

– Я действительно считаю…

Он повернулся и шикнул на нее.

– Просто возвращайтесь к тому, чем вы там были заняты.

Она смотрела, как он пробрался к секции полок, посвященных концу георгианского периода, и начал шариться в них.

– Это все, что есть из конца 1820-х? – кинул он ей через сгорбленное плечо.

– Боюсь, не уверена. Книги здесь хранятся немного вразброс.

– Как хорошо вы их знаете?

– Достаточно хорошо, я бы сказала.

– И часто здесь все «вразброс», как вы сказали?

Она кивнула.

– И когда Аллен вернется?

– В понедельник.

Он наконец повернулся к ней, почти через силу, будто в остальных отношениях она была слишком неважной, чтобы обращаться напрямую.

– Тогда вы поможете мне. Я пытаюсь найти экземпляр книги 1827 года под названием «Мумия!».

Эви стала судорожно думать. Она была удивлена, что он вот так раскрыл ей все карты, но он явно не видел в ней никакой угрозы. Интересно, что Уэсли или Кинросс сказали бы доктору Фисби как о потенциальной стоимости книги, так и о ее собственном знании о ней. Кембридж и Британский музей часто соревновались в приобретении важных литературных артефактов для своих коллекций. Академики Кембриджа, должно быть, не слишком охотно делились информацией, учитывая, как мало Фисби пытался скрыть свой поиск от нее, пока книга не оказалась в его хватких сморщенных руках. Если только она не была слишком далеко за пределами его заботы, чтобы иметь значение. Все это становилось слишком запутанно. Каким-то образом ей нужно было обратить отсутствие его интереса к ней в свое преимущество.

– Боюсь, я не могу припомнить, чтобы видела здесь наверху эту книгу, – медленно ответила она, зная, что это скорее умолчание, чем откровенная ложь.

– Вы про нее знаете? – с нажимом спросил он.

Она беззаботно пожала плечами, пытаясь казаться настолько незаинтересованной, насколько возможно.

– Если вас интересует ранняя научная фантастика…

Он поднял руку, прерывая ее.

– Я заинтересован тем, в чем заинтересован. Не ваше дело