Книга Запретная. Не остановить - Инна Стужева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова ночь, мост, быстрый решительный прыжок…
Мне сейчас же хочется сорваться к ней, чтобы убедиться, все уже позади, она в порядке, она здесь, рядом…
И все же, я тороплюсь, раскладывая еду по тарелкам. Спешу так, что руки заметно подрагивают. А один из стаканов я вообще чуть не опрокидываю и не разбиваю.
Когда я вкатываю столик в палату и вижу своего Бельчонка, мирно лежащую на кровати, дышать становится легче.
— Обед, — сообщаю я, и толкаю тележку перед собой. — Если у тебя есть силы, мы можем пересесть за стол. Или останешься в постели? Решай.
Я не спрашиваю, будет ли она обедать, но я предлагаю ей два варианта на выбор. Теперь она думает лишь о том, где нам лучше разместиться, а не о том, как бы отказать.
— За столом, пожалуйста, — произносит она тихо.
Я киваю и подкатываю столик к окну. Расставляю тарелки и напитки на столе, подхожу к ней и снова залипаю.
— Идем, — хриплю я, подхватывая, когда она пытается подняться сама.
— Гордей…
— Пару секунд, Арин.
Стискиваю в руках, зарываюсь носом в волосы.
— Мне в душ надо, и вообще, — бормочет Бельчонок, а я не могу, просто не могу отпустить.
— Извини, — бормочу на рваном выдохе, — еще секунду.
Медленно отрываюсь от нее.
— Только я сама, не надо, пожалуйста, на руки.
— Я слегка, — обещаю я.
Обхватываю ее за талию, приподнимаю над землей и аккуратно несу к стулу.
Мне нравится ощущать, как она вцепилась в мои плечи, мне хочется провести так вечность.
Врач предупреждал, чтобы я не нагружал колено, но я переосмыслил все. Я словно заново родился, и мне слишком хорошо сейчас, чтобы думать о каких-то мелочах.
Я готов носить свою недотрогу-Бельчонка на руках с утра, и до ночи.
Глава 40 Общаемся
Постепенно, болезненно, сложно, но тем не менее…
Арина
Лежа на больничной койке, я чувствую себя слабой и беспомощной, но я сама виновата в том, что здесь нахожусь.
Пьяный порыв моего безрассудства прошел, наступил черед осознания и ликвидации последствий.
Я искренне радуюсь тому, что Гордей вытащил меня, что я осталась жива, и на этом фоне боль в ноге уже не кажется столь невыносимо изматывающей.
Самое главное испытание для меня, это чувствовать рядом с собой незримое присутствие Гордея.
Он… много всего сказал мне за эти дни, окружил столь мощным ореолом поддержки, силы и нежности… Не ожидала, после всего, и это сбивает. Не подготовлена, слишком уязвима и слаба.
Маска холодного равнодушия, что Гордей носил все время с нашей первой встречи у бассейна, практически не снимая, сейчас полностью с него слетает. Он становится точно таким, каким был со мной всегда. Нежным, внимательным, заботливым.
— Мы будем звонить твоей сестре? — спрашивает он, вернувшись в палату после недолгого отсутствия, и я, немного подумав, киваю и прошу подать мне телефон.
— Да. Мне придется попросить ее, чтобы она помогла мне с душем. Но… пожалуйста, Гордей, не рассказывай ей, что я решилась… на то, на что решилась.
— Хорошо. А насчет душа, я могу тебе помочь…
— Спасибо, ты и так много делаешь для меня…
— Бесят такие фразы, Бельчонок. Если стесняешься, просто пошли меня на хер с этим предложением.
Гордея злит любая вариация на тему самобичевания. Но я не собираюсь забывать, что именно он вытащил меня из воды, и теперь оплачивает мое пребывание здесь.
Когда он сказал, что хочет остаться, чтобы быть со мной рядом, я… смалодушничала. Я разрешила ему остаться.
Не сопротивлялась, хоть и не приветствовала. Решила просто плыть по течению, а дальше будь что будет.
Сестра всегда внушала мне, что я должна отстаивать свою индивидуальность, и я пыталась делать это очень много раз. Когда-то получалось с большим успехом, когда-то, как все последнее время, с меньшим.
Сейчас, побывав, без преувеличения, на грани жизни и смерти, я, наконец, в полной мере осознала, что включает в себя это понятие.
Прежде чем что-то совершить, или сказать, нужно прислушаться к себе. Почувствовать, насколько хорошо и комфортно станет тебе после того, как ты предпримешь то или иное действие.
Не стоит идти на поводу у кого бы то ни было, а следует думать лишь о том, сможешь ли ты сама жить в мире, в ладу с собой после того, что собираешься совершить.
Вначале я отрицала свои чувства к Гордею, как могла. Потом решила, что должна на деле доказать, чего они стоят. Дважды я так делала. Вначале, когда решилась на замужество с нелюбимым, и неважно, что руководствовалась благими целями. Второй раз, давая согласие на отношения, включающие только секс.
Оба раза я чувствовала, как ступая на этот путь, я разрушаюсь изнутри. Но теперь я многое переосмыслила, и не намерена повторять своих ошибок.
Я говорю Гордею, что не испытываю больше столь сильных чувств к нему, потому что все, что могу найти сейчас внутри себя — это опустошение. Осознание бессмысленности наших отношений, которые разрушили, и завели меня в тупик.
И все же я не могу его прогнать.
Мне нравятся те волны спокойствия, что вибрируют в воздухе всегда, когда он рядом.
Когда я выныриваю из очередного сна, и понимаю, что в палате я не одна, что он со мной, внутри становится так тепло. В районе солнечного сплетения разгорается пульсирующий огненный шар.
Мне, скажем, не хотелось бы, не тянет целоваться с ним, но мне приятно, что он так беспокоится о моих самочувствии и питании.
Когда он решает носить меня на руках до важных стратегических мест, меня так сильно затапливает эмоциями неудобства и стыда. И в то же время я купаюсь в потоках нежности и внимания. Тех самых, что так недоставало мне, так не хватало, словно воздуха, даже в самые жаркие моменты нашей близости.
Не знаю, что с нами будет дальше, и не хочу задумываться об этом.
Часто я просто выпадаю из реальности и проваливаюсь в разные, чаще всего короткие, словно вспышки, эпизоды из раннего детства.
Да, я всегда была скромной, особенно на фоне своей деловой и бойкой сестры, но мне же как-то удавалось жить в ладу с собой и с окружающими.
И вот сейчас…
— Спасибо, Гордей, — говорю я, когда он приподнимает изголовье моей постели, и передает мне в руки чашку с душистым чаем.
Улыбается сдержанно, ни словом, ни намеком не требует от меня ничего.
Он как-то сразу, и очень спокойно принял мои слова о том,
