Книга Рождественский пирог - Лора Локингтон

спустимся все вниз?

— Нет, не опасно, — угрюмо сказал Алекс. — Думаю, крыша не выдержала сугробов. Остается надеяться, что провал не расширится. Где мы найдем кровельщика в Новый год? С нас же три шкуры сдерут! Но ты же, помнится, недавно чинила крышу? — Он оглянулся на мать.

Та потупилась.

Точно. Джокаста ведь сама сказала мне, что тайком продала бриллиантовое ожерелье и на вырученные деньги починила крышу.

— Ну, почти… Эдвард, не смотри на меня так. Тебя тогда не было дома, а ремонт стоил так дорого, поэтому я просто отремонтировала ту часть крыши, которая на виду, а на оставшиеся деньги заказала копию ожерелья, чтобы ты не догадался о его пропаже! Но теперь ты все знаешь. Ох, боже мой.

Отремонтировала полкрыши? Непостижимо.

А Джокаста продолжала чирикать:

— Кровельщик был такой милый, такой вежливый, и он предупреждал меня, что это опасно и нужно отремонтировать всю крышу. Но я подумала, что дети уже выросли и не бегают по крыше, так что это не имеет значения. Если бы я только знала, что она рухнет… я бы поселила сюда Клару!

Я подавила неуместный смешок и обвела взглядом остальных. Эдвард словно в соляной столб обратился. Алекс и Дэйви сначала разом закатили глаза, а потом так же разом накинулись на мать.

— Джокаста, чем ты думала? — возмущался Дэйви.

— Мам, полкрыши! — не мог прийти в себя Алекс.

По лестнице взбежала Табита. Сперва она кинулась к Эдварду, но опомнилась и свернула к Одессе, точно птица, возвращающаяся в гнездо посреди бури. Одесса обняла ее:

— Ничего страшного, деточка. Просто обвалилась старая крыша. Все целы. Но ты не ходи в свою комнату, пока крышу не починят.

Джокаста все еще извинялась и пыталась растормошить Эдварда. Одесса увела Табиту в зал, усадила на диване, поближе к камину, и, закутав ее в старенький, побитый молью плед, ушла за чаем. Мы тоже спустились в кухню. Дэйви и Алекс все еще терзали Джокасту расспросами о ее договоре с кровельщиком.

— Но если он предупредил тебя, что это опасно, как ты могла не довести ремонт до конца?

— Знаю, знаю. Простите меня! Ну что еще я могу сказать? — Джокаста то нервно заламывала руки, то теребила волосы.

— Думаю, лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это пойти и переодеться. Я отказываюсь с тобой разговаривать, пока на тебе этот мерзкий канареечный наряд, — обрел наконец голос Эдвард.

— А наверху не опасно? — спросила я.

— Нет. К счастью, спальня моей жены находится под новой частью крыши, — съязвил Эдвард.

— Милый, я просто не могу этого вынести, не смотри на меня так. И с каких пор это моя спальня? Это же наша спальня!

Эдвард не обращал внимания на заискивающие взгляды жены, и, вздохнув, она ушла переодеваться, а Эдвард пробурчал:

— Заказала копию своего ожерелья! Иногда я сомневаюсь в здравом уме вашей матери…

Следующие пару часов мы выносили мусор из китайской комнаты. Потом Алекс затянул дыру разорванными пластиковыми мешками для мусора.

— Надеюсь, ночью не пойдет дождь, — вздохнул он.

Огромная балка так и осталась болтаться в воздухе. Я в комнату заходить не решалась.

Эдвард громогласно сокрушался по поводу порчи какого-то гобелена и китайского свитка, которые висели в комнате, а Дэйви пытался подсчитать сумму страховой выплаты. Увидев, чем он занимается, Эдвард дернулся. Это, в свою очередь, не укрылось от глаз Дэйви. Он внимательно посмотрел на отца и медленно отложил ручку.

Не может быть! Похоже, они не только отремонтировали половину крыши, но еще и не застраховали дом.

Пока в катастрофе с крышей имелся один плюс: она положила конец затянувшемуся семейному совету. По крайней мере, на сегодня.

Расстроенная Джокаста решила прихватить бутылку шампанского и навестить Димелзу с Томом. Эдвард с Дэйви заявили, что им тоже хочется взглянуть на малышку Бьянку.

— Бьянку Поппи, — с важностью уточнила я.

Табита устроилась у камина раскладывать пасьянс. Одесса поставила в печь ножку ягненка и теперь натягивала свой скафандр, собираясь домой.

— Так, Поппи, через полтора часа достанешь картошку и мясо из духовки, — предупредила она меня. — Овощи уже готовы. А с вами я утром разберусь, — пригрозила она остальным.

Мы с Алексом обосновались на кухне. В воздухе плыл дразнящий аромат.

— Просто мучение, правда? — спросил Алекс.

Я кивнула. И откуда такой голод? Должно быть, виной всему нервное напряжение.

— Надо чем-нибудь развлечься, чтобы не думать о еде, — предложил Алекс и хитро улыбнулся.

От столь откровенного предложения у меня аж дыхание перехватило.

— Нет, ненасытная ты моя! Я имею в виду шахматы. Ты умеешь играть?

Я лицемерно сказала, что ничего такого и в мыслях не держала, а что касается шахмат, то вообще-то я была чемпионкой школы. Алекс расчистил угол стола и зажег свечи. Играть с ним в шахматы оказалось непросто. Пешки он именовал исключительно «пышками», поминутно макая их в варенье. Особую привязанность он питал к офицерам, поэтому постоянно отдавал им команды. И еще беспрерывно отпускал комментарии:

— А, храбрая пышка, вот, глотни этого замечательного варенья. Смотри-ка, Поппи, твоя лошадка стоит тут так одиноко. Надо послать ей подружку. Ой, съела!

Я смеялась, отвлекалась, и скоро возле его локтя уже лежала целая гора моих фигур.

— Как думаешь, на кого будет похожа малышка — на Тома или Димелзу? Хотя, раз уж ее назвали твоим именем, она наверняка вырастет девицей неземной красоты.

Пока я краснела от удовольствия, он налетел на моего одинокого офицера и буквально смел его с доски.

— Поппи, тебе нужно сконцентрироваться. Ты не скучаешь по Джики? Конечно, скучаешь, что за вопрос. Ну, завтра устроим очень милые похороны. Джокаста даст тебе свои украшения из черного янтаря, будешь как русская царевна в трауре. И я непременно овладею тобой на кладбище, так что на всякий случай не надевай завтра трусики. Ага, шах и мат!

Я изумленно уставилась на доску. Все верно — шах и мат. Мы собрали шахматы.

— Расскажи мне о завещании, — попросила я. Может, Алекс окажется словоохотливее брата.

Он вздохнул.

— Ой, такая скучища. Эдвард с Джокастой по одним только им известным соображениям доверили судьбу «Аббатства» тому из нас, кто первым заведет ребенка. Счастливый отец или счастливая мать решит, что станет с «Аббатством» — останется оно жилым домом, будет превращено в отель или, если его получит Табита, в какую-нибудь ночлежку для сумасшедших. Но никто из нас не сможет продать «Аббатство», даже заручившись согласием всех членов семьи. Понимаешь, Дэйви, хоть и обожает этот дом, ни за что не согласится тут жить.

— А ты?

— Я? Я бы с удовольствием остался тут