Книга Романы Круглого Стола. Бретонский цикл - Полен Парис

последовала бы вашим советам, если бы не боялась, что меня за это казнят.

– Я знаю способ, – промолвила старуха, – избавить вас от этой боязни. Вы уедете из этого дома, сказав, что не можете поладить с вашей сестрой. Так вы вновь обретете свободу телесную, нимало не опасаясь правосудия. Когда же в столь приятной жизни вы проведете некоторое время, то легко найдете доброго человека, который возьмет вас в супруги за вашу красоту.

Бедная девушка последовала этому совету; она ушла из дома своей сестры и предала свое тело мужчинам.

Велика была скорбь старшей сестры, увидевшей, как та удаляется от нее, чтобы вести подобную жизнь. Она пошла к праведному мужу, который давал им столь добрые советы, и рассказала ему со слезами, как сестра ее покинула, с тем чтобы вести жизнь ничейной женщины.

– Перекреститесь, дочь моя, – молвил ей праведный муж; – бес еще идет за вами по пятам, он не удовольствуется, пока и вас не введет в заблуждение. Бог может уберечь вас от него, если вы последуете моим наставлениям.

– Ах! – сказала она, – я выслушаю все, что вы мне скажете, ибо меня мучает страх, что у меня не хватит сил защитить себя в одиночку.

– Истинно ли вы веруете в Отца, Сына и Святого Духа; и что эти ипостаси триедины в Боге, и что Господь наш снизошел на землю, дабы спасти тех, кто примет крещение и повинуется святой Церкви?

– Да, во все это верую.

– Тогда, – продолжал сей добродетельный муж, – бес не обманет вас: только остерегайтесь поддаваться гневу; гнев – это страсть, которая наипаче всех служит делу Врага. Когда у вас будет причина для печали, приходите ко мне; если вас одолеет уныние или дурные мысли, исповедуйтесь в них и попросите за них прощения у Господа, у всех Святых, у всех живых тварей, что веруют в Бога и уповают на Него. Ложась в постель или покидая ее, каждый раз креститесь во имя Отца, и Сына, и Святого Духа; осеняйте себя крестным знамением, в память о кресте, на коем было распято тело Господне; и к тому же позаботьтесь, чтобы в комнате, где вы ночуете, всегда был свет; ибо дьявол любит только мрак и не так легко является в местах, заведомо ясных.

Девица выслушала эти наставления и обещала им следовать. Она вернулась домой и вела себя как нельзя более смиренно пред лицом Бога и с нищими. Соседи, приходя ее навестить, говорили:

– Голубушка, вот ведь какая беда случилась с вашим отцом, матерью, братом и сестрами! Но все же не падайте духом: вы богаты, у вас большое наследство; если вы себя соблюдете, какой-нибудь добрый человек, может быть, возьмет вас в жены.

Она отвечала:

– Все в воле Господа нашего! Ему все ведомо, и Он дарует мне то, что мне более всего подобает[304].

III. Зачатие Мерлина

Прошло два года, а демон все не мог найти способа ее совратить. Но, пока выискивал, придумал он, что, наверное, вызвав ее гнев, он заставит ее забыть обо всем, чему учил ее праведный муж. И вот он пошел за дурной сестрой и однажды в субботу вечером привел ее к той домой. Она набрала себе в свиту толпу юнцов, а те, войдя в дом, подняли шум, весьма неприятный для мудрой девицы, которая кротко промолвила:

– Милая сестрица, пока вы будете вести такую жизнь, я прошу вас не приходить сюда: вы навлечете на меня хулу, которая мне вовсе не нужна.

– Что вы там толкуете про хулу, – ответила злая сестра, – и про дурную жизнь? Ваша-то еще похуже моей; я же знаю, что этот святоша с вами водится не по-божески, и если бы судьи проведали об этом, как я, вас бы сожгли.

При этих словах девица разгневалась; она велела своей сестре убираться из дома.

– Этот дом такой же мой, как и ваш: мы его наследуем от моего отца, и я намерена здесь остаться.

– Уходите вон!

И, быстро схватив ее за руку, она собралась выставить ее прочь, но тут юнцы бросились наперекор, схватили девицу и осыпали ее ударами. Она едва вырвалась от них; и, убежав сразу в свою комнату, закрыла за собою дверь. Да и как бы ей удалось устоять? в доме никого не было, кроме служанки.

И едва запершись, она бросилась одетая на свое ложе и горько расплакалась, заново переживая сердцем прежние несчастья своего семейства и сверх того стыд, ею только что перенесенный; после, вся изойдя в слезах, она заснула.

А демон, видя, что она, оставшись одна и без света, в горе своем забыла перекреститься, смекнул, что сейчас она отнюдь не под дланью Божией.

– Настал миг, – промолвил он, – призвать того из нас, кто способен принять человеческий облик и познать женщину.

Сей демон оправдал ожидания Ада: он вошел к юной деве и возлежал с нею спящей. Когда она проснулась, то осенила себя крестом:

– Святая Мария! что со мной случилось? Ах! Пречистая Дева, умолите вашего дражайшего Сына и вашего Отца всемогущего спасти и сохранить мою душу от Врага!

Но было уже поздно: дьявол достиг своей цели, Мерлин был зачат.

Я не намерен здесь воспроизводить всю первую часть романа: достаточно будет обозначить его характерные черты. Но, прежде чем идти дальше, несколько слов о стиле прозаика. Святой Грааль и Мерлин, без сомнения, представляют нам одну из первых проб той французской прозы, которой потом будет дано воссиять в таком блеске, воплотиться в стольких шедеврах. У нее еще нет той силы, полноты и разнообразия, которые будут отличать ее позже; но ее поступь уже легка, гармонична; она владеет тайной диалога, очаровательной тайной, которой никакой другой язык, кажется, не обладает в той же степени. Наконец, в ней нет ничего чопорного, натянутого, она свободна от всякого подражания греческому или латыни. Однако здесь еще чувствуется продвижение вслепую, свойственное юному возрасту: повествование, из боязни быть неполным, следует шаг за шагом, не пропуская ни одной детали, и не осмеливается пересечь одним махом сухие земли, чтобы затем пребывать на зеленых лугах. Но эти замедления зачастую придают персонажам атмосферу жизни, и наши взоры любуются их похождениями, как смехом и играми стайки прелестных детей. Позже писатель вооружится ножницами поострее; он будет жертвовать многими ненужными ветвями, многими бесполезными почками, чтобы придать дереву больше высоты, силы, элегантности; хотя отсеченные почки и ветви тоже обладали бы своей красотой. А в наших Романах Круглого Стола мы,