Книга Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес

Быстро рву целую пригоршню, замахиваюсь, как бейсбольный питчер, хотя отродясь не выходил на поле, и бросаю с десяток ягод разом. Они брызгами сыплются на Бекки.

— …а потом еще начинаешь кидаться какой-то дрянью!

И умолкает. Быстро идет к велосипеду, прислоненному к стене дома. Я за ней. Она собирается взлететь в седло, и я спрашиваю:

— Можно тебя проводить?

— Нельзя.

— Ну разреши, пожалуйста.

— Да пошел ты.

— Прости за эти ягоды. Прости.

Некоторое время молча шагаем рядом. В тишине слышится только потрескивание сверчков и велосипедной цепи. Она закуривает. У меня трясутся руки.

— Ты как будто отгородился от себя.

— Ничего подобного, — отвечаю, а сам сую руки в карманы, чтобы скрыть дрожь.

— Чувства, Гилберт. Считается, что они есть у всех.

— У меня есть чувства.

— Ха.

— У меня полно…

— Ты их давным-давно растратил. Посмотри на себя. Едва не потерял мать — и пошел со мной прогуляться.

— Да, потому что… — начинаю я. — Потому что… мм… я стараюсь жить. Неужели не понятно?

Сверлит меня тем же взглядом. Потом берется за руль, вырывает у меня велосипед и уезжает вперед. Сигарета падает на землю.

— Я чувствую! Я — чувствительный!

Она удаляется.

— Ты просто меня боишься, крошка! Ты, оказывается, трусиха!

Она уже скрылась из виду.

Смотрю под ноги. Там еле-еле тлеет огонек сигареты. Наклоняюсь, чтобы ее поднять, разворачиваюсь к дому и, шагая по Саут-Мейн, пытаюсь раскурить хабарик.

— Мама уснула, — сообщает Эми, которая поджидает меня у порога.

— Это хорошо, — говорю.

— Тебе известно, сколько времени она не спала по ночам?

— Да. Но сегодняшнее потрясение, кажется, стало ей поперек горла.

Эми не оценила мой каламбур; а чего хотеть от женщины, которая не видит в нашей семье ничего смешного?

— Мы ее чуть не потеряли, Гилберт.

— Я догадываюсь.

Мама храпит и фыркает, а Эми, судя по всему, от этого приободряется.

В гостиной работает телевизор, но без звука.

— Слышь, — говорю, — выключи телик. Ему тоже отдых требуется.

Телевизор у нас работает круглые сутки.

— Мама любит подсветку. Ей так лучше спится.

— Ладно, хорошо, как скажешь.

— Гилберт?

Застываю на второй ступеньке, так и не дойдя до кровати.

— Ну?

Эми пылко шепчет:

— Давай организуем для Арни лучший день рождения за всю его жизнь. Ради мамы. — Голубой отсвет экрана падает Эми на лицо. — Гилберт, ты меня слышишь?

Стою и смотрю на нее долгим взглядом. В этом мерцании моя сестра, которой тридцать четыре года, выглядит на восемьдесят два.

— В чем дело?

— Да просто подумал, — отвечаю, — что все мы не молодеем. Раньше мне как-то приятнее было на нас смотреть.

— Я тебя понимаю. Мне раньше тоже было приятнее на нас смотреть. У нас же ничего не происходит. В семье. В отличие от других семей. От нормальных. Потому-то день рождения Арни настолько… мм…

Эми теряет мысль. Отчасти потому, что ее клонит в сон, но главным образом оттого, что сверху нечто стучит, как будто там глухо бьют в барабан. Это Арни устроил ночной концерт. Буханье перерастает в серию ударов.

— Пойду-ка я остановлю нашего малыша, пока он не раскроил себе череп. Ты спать собираешься?

— Сейчас пока не могу.

— С мамой ничего не случится.

— А с Эллен?

— Что? Она еще не пришла?

— Нет, — отвечает Эми.

Арни спит, стоя на коленях, и бьется лбом о высокую спинку кровати. Чтобы его не будить, я беру подушку и засовываю между ним и изголовьем; это несколько приглушает звук и защищает его мозги. Каждый удар поднимает облако грязи и пыли.

Спускаюсь по лестнице и предлагаю Эми проехаться по городу в поисках нашей половозрелой девицы. Эми считает мою затею бессмысленной. Только я собрался вернуться к себе в спальню, как она просит, чтобы я с ней посидел. Вот, сижу. Мы смотрим какой-то старый фильм, но без звука. Эми шепчет:

— Только бы мама не проснулась. Она разволнуется, что Эллен до сих пор нет дома.

В этот фильм надо было бы впихнуть побольше рекламы.

Говорю себе: если Бобби Макбёрни дотронется до моей сестры, я ему задницу надеру.

— Что-то происходит, Гилберт?

— В смысле?

— Что-то такое, чем ты с нами не делишься. Ты куда-то уплываешь.

«Я? Никогда», — говорю себе.

— Ты сам не свой. Мысленно и вообще. Что-то происходит?

Наверно, я задремал: хоть убей, не помню, что я ей ответил и чем кончился фильм. Очнулся — и вижу: Эми впускает в дом Эллен. Быстро вскакиваю и трясу головой, а моя младшая сестрица врывается в комнату со словами: «Общий приветик». Эми вздыхает, а я выглядываю в окно и вижу отъезжающий катафалк.

— Всем спокойной ночи, — нараспев произносит Эллен и через две ступеньки взлетает наверх.

Она до того шустрая, а мы до того вымотаны, что ей без проблем удается проскользнуть мимо нас.

Эми смотрит на меня:

— Ты почувствовал запах пива?

Я только пожимаю плечами.

— А вот мне, — говорит, — запах пива прямо ударил в нос.

У меня мелькает мысль, что напиться-то сегодня не грех, да только не в коня корм.

— Хочешь, — спрашиваю, — я с ней поговорю?

— Не надо.

— Она же совсем малявка.

— Согласна. Утром задам ей жару.

— И это правильно, — говорю, хотя прекрасно знаю, что к утру Эми смягчится.

Иду наверх, тоже через две ступеньки. Эми идет проверить маму и забрать оставшийся батончик. Эллен заперлась в туалете, и я, проходя мимо, слышу, как ее рвет.

— Спустить за собой не забудь, — говорю ей из-за двери.

Ответа нет. Ее опять выворачивает.

— Молодежь… — бормочу себе под нос и, рухнув на кровать, запускаю левую руку в трусы.

Часть пятая

43

— …ей сняли брекеты — и она впервые в жизни как с цепи сорвалась. То она королева красоты… то христианка… а теперь является домой за полночь.