Книга Жил-был раз, жил-был два - Франк Тилье

Четыре года… Габриэлю ситуация представлялась чудовищной: испуганные лица дочери и другой похищенной девушки были выставлены на всеобщее обозрение, и никто не разглядел связи со старыми делами об исчезновениях во Франции. Худосочный хозяин потюкал по клавиатуре компьютера.

– Когда вы поняли, что я просто покупаю и перепродаю и никак не связан с самим произведением, вы успокоились. И к счастью, потому что силы у вас оказалось немерено, и вы были готовы меня убить.

Он издал нервный смешок:

– Только потом вы мне объяснили причину своей «истерии»: на картине была изображена ваша давно исчезнувшая дочь. По вашим собственным словам, она была похищена на машине, позднее угнанной в Икселе, и художник, который использовал вашу дочь в качестве модели вместе с другой похищенной девушкой, наверняка был замешан…

Он кликнул мышью. Потом провел языком по верхней десне. Габриэль спросил, не рассказывал ли он что-нибудь еще.

– Рассказывали. Вы еще добавили, что именно след этой машины и привел вас к поискам в Бельгии. В Икселе, потом в окрестных коммунах, потом в огромном Брюсселе, и так на протяжении многих лет… Вы проводили кучу времени в самых низкопробных кварталах, например в Северном квартале, из-за проституции, восточных кланов, мафии и прочего. Вы бродили с фотографией вашей дочери по улице Аэршо и по самым мерзким закоулкам города. И вам повезло: однажды вечером какая-то проститутка узнала лицо на снимке. Не по-настоящему, но она видела его в моей витрине…

Габриэль наконец-то узнал, где берет начало эта история. Получается, он набрел на картину почти случайно и уж точно без малейшей надежды обнаружить ее. Находка, которая повлекла за собой все остальное. Он вывел на экран одну из сделанных им фотографий:

– Посмотрите сюда. Картина была подписана неким «А. Г.». У вас нет соображений, какой художник может скрываться за этими инициалами?

– Вы уже задавали мне этот вопрос. Нет, я представления не имею.

Человечек что-то черкнул на отрывном листке.

– Но владелица, которая мне ее продала, возможно, что-то знает. Поэтому, как и три месяца назад, я дам вам ее адрес, – предвосхитил просьбу Габриэля хозяин лавочки, протягивая листок. – А с вашей памятью что-то серьезное?

Габриэль в этот момент прочел: «Симона Хмельник. Ранбеш».

– Достаточно серьезное, чтобы я не помнил, что уже вас видел, но я выживу. Ранбеш… Где это?

– Приблизительно в получасе отсюда, на опушке леса Валлонского Брабанта. Это уголок богачей, по одним домам сразу видно. Симона Хмельник живет в настоящем особняке, в стиле модерн. Ну, если она до сих пор там живет. Как я вам уже говорил, дело было четыре года назад, а такие домины слишком велики для одинокой женщины…

Мужчина аккуратно поправил рамку с засушенными насекомыми, висевшую прямо позади Габриэля, и вытянул шею, когда зашла парочка готического вида. Жестом дав понять, что сейчас уделит им внимание, он понизил голос, доверительным тоном обратившись к Габриэлю:

– Должен признаться, что еще до вашего тогдашнего появления и объяснений мне всегда казалось, что с этой живописью связано что-то странное.

– Почему?

– Картина находилась в большом зале особняка среди множества других предметов, которые вдова выставила на продажу. Когда я сказал, что меня заинтересовало только это полотно, она сунула его мне в руки и попросила как можно скорее исчезнуть. И знаете что? Она не взяла с меня ни сантима.

58

Не в силах оторвать взгляд от стопки писем, выпавших из папки на резинках, Поль присел на подлокотник дивана, совершенно огорошенный.

– Я обнаружил их через несколько недель после того, как отец покончил с собой, – объяснил Жан-Люк Траскман. – Мне приходилось постоянно мотаться на виллу, чтобы разобрать его вещи и решить проблемы с правами наследования. Эти письма лежали в сейфе, спрятанном в его кабинете. Их посылали регулярно, начиная с две тысячи пятнадцатого и до его смерти, из самых разных мест на юго-востоке Франции. Как и у вас, страницы из детективов. Как и у вас, обведенные буквы, из которых получается: «Я знаю, что вы сделали», а еще «Однажды все узнают, какой вы монстр»…

Поль был потрясен:

– И ваш отец не обратился в полицию…

– По-видимому, нет. Он все сохранил, но никому ничего не говорил.

В голове у жандарма прояснилось: Давид Эскиме играл на двух досках. Он не довольствовался тем, что мстил Коринне, мучая ее своими загадками. В его план входило отомстить Калебу Траскману за зло, причиненное Жюли. Не исключено, что его угрозы и способствовали самоубийству писателя.

Жан-Люк Траскман снова взялся за страницы рукописи:

– Значит, финал действительно существовал, он таки довел свою историю до конца. Теперь все действительно проясняется… Должен вам сказать, что в один из моих приездов на виллу, недели за две до того, как я открыл сейф, я заметил, что в доме кто-то побывал. Стекло задней двери было разбито, кто-то проник внутрь, но вроде ничего не украл. Полиция приехала снять отпечатки, но это мало что дало. Еще бы, с такой-то архитектурой дома.

– Почему, что в ней такого особенного?

Его собеседник долго смотрел на листки, впав в задумчивость, потом взял себя в руки:

– Не важно. Оригинальный текст «Последней рукописи» я нашел вовсе не на чердаке, как написано в предисловии. Это было придумано, чтобы распалить фантазию читателей Калеба. Знаете, старая рукопись, извлеченная из пыли забытых папок… Такое куда легче продать…

«Для бизнеса любой повод хорош», – подумал Поль. Даже смерть. Несмотря на отвращение, он молча кивнул, предлагая сыну продолжать.

– На самом деле рукопись лежала вместе с письмами с угрозами. Мой отец работал по старинке, он терпеть не мог всякие там информационные технологии. Он писал свои истории от руки и всегда только в единственном экземпляре. Он так делал, еще когда я был мальчишкой: всякий раз, заканчивая главу, он запирал ее вместе с уже написанными страницами в сейф. Можете себе представить, что я почувствовал, когда обнаружил все это… У меня в руках оказалось оригинальное произведение отца, произведение, которое он держал в самой глубокой тайне. Что было совсем на него не похоже.

Он кивнул на экземпляр Поля:

– Думаю, я никогда в жизни так быстро не читал. Книга в книге, болезненные, странные персонажи, тревожное напряжение… Это была одна из лучших его книг. И одна из самых зловещих. Поэтому, когда я обнаружил отсутствие концовки, это стало словно ударом дубинки. Как…

– «Джоконда» без лица.

– Да, «Джоконда» без лица. Дальнейшее вам известно, вы же читали предисловие. Многие читатели упрекали меня за придуманную мною концовку, считая ее слишком неоднозначной, но лишь потому, что они не сумели ее расшифровать. Стремясь до конца подражать отцу, который обожал загадывать загадки в конце своих историй, я спрятал решение в последней фразе романа. Достаточно взять первые буквы каждого из составляющих ее слов, выстроить их в правильном порядке, и вы получите ваш ответ. Но… – Он поднял пачку страниц. – Моя концовка очень отличается от отцовской по своему строению. Ну, я хочу сказать, что мой финал, конечно, чернее черного, но он даже сравниться не может с тем, что придумал отец. У меня был один шанс из двух попасть в точку: выбрать лагерь добра или лагерь зла. В этом смысле я выбрал правильную сторону.