Книга ДНК миллиардера. Естественная история богатых - Ричард Коннифф

В самом деле, кажется, что предками Тиннов были все знаменитые люди, хоть раз ступавшие на британскую землю, и даже похожий на хиппи нынешний лорд Бат отдает своеобразную дань уважения этому семейному наследию. Он провел меня по личным апартаментам, где висят написанные им портреты более чем 150 предков, причем некоторые картины помещены в рамки с пурпурной неоновой подсветкой. «Один из самых древних – Тацит, 55 год, – прокомментировал он. – Вон там, в углу». Мы прошли быстрым шагом мимо Карла Великого, Гарольда, Альфреда, а также (на стене в мужской уборной) Этельреда Нерешительного. «Вон та группа в основном Пембруки, а также русские Воронцовы; а здесь собраны Норфолки и Мальборо. А вон там… впрочем, не важно, обо всех рассказывать необязательно».

Но есть у семейного наследия и оборотная сторона: незаконнорожденные дети, или, как говорят британцы, «дети по другую сторону одеяла». Если внимательно вглядеться в пышный маскарад британской истории, то можно разглядеть, как открываются и закрываются двери спален, за которыми грешат Тинны. Например, когда Сара Дженнингс держала стратегическую оборону от ухаживаний Джона Черчилля, она действовала отчасти под впечатлением примера другой придворной девушки, доведенной до отчаяния и беременности сэром Томасом Тинном из Лонглита.

Нынешний Тинн также прославил это наследие как в гипсе, так и во плоти. Но простого распутства в стенах своего шикарного дома, по примеру предков, ему было недостаточно. Вдобавок он с усердием, достойным лучшего применения, оформил стены почти всех комнат безвкусными фресками, на которых запечатлены сцены из его личной жизни и Камасутры, с часто совпадающими сюжетами. Под картиной «Мой первый поцелуй» сделана надпись: «Кажется, мне не нравится чужая слюна» (это, очевидно, благоприобретенный вкус). Лучшие художественные достижения лорда Бата красовались на стенах вокруг винтовой лестницы, ведущей в спальню. Там висели барельефы, или, как он выразился, «черепа всех женщин, которых я любил». Как это свойственно аристократам, вместо имен у них были номера с первого по шестьдесят восьмой. (Со времени моего визита их число возросло до семидесяти трех.) «Это лучше, чем делать зарубки на столбике кровати, – сказал он. – Когда поднимаешься, чтобы улечься спать, можно каждую поцеловать».

Лорд Бат, порой называющий себя «чресла Лонглита», как-то заявил в печати, что «в некоторой степени он является пионером полигамии в этой стране». (Один из тех невежественных счастливцев, забывающих о том, что история вечно повторяется.) «Моногамия, – сказал он в интервью одной газете, – разбудила во мне бунтаря», умиротворить которого могли только многочисленные «женушки». «Идеальным вариантом для меня было бы завести, скажем, пять жен, много детей и научить всех жить душа в душу, в атмосфере взаимоуважения и понимания».

Кроме того, что сказано это было во всеуслышание, больше ничего бунтарского в этом не было (разве что еще слова о взаимоуважении и понимании). Лорд Бат вел себя совершенно традиционно для богатого человека своего общественного положения. Подобно Гордону Гетти, он все еще состоял в браке с первой женой, пусть даже они редко ночевали под одной крышей. Несмотря на наличие «женушек», у него было всего лишь двое детей, причем законных. Согласно замечательному праву первородства, младший ребенок, единственный сын в его браке, должен был унаследовать титул, Лонглит и все привилегии.

Зачем нужна моногамия?

Причина снижения уровня рождаемости (или, если быть более точным, снижения уровня законнорожденности) среди богатых людей объясняется просто:

«Существует одно непреодолимое и безотказно работающее средство, благодаря которому состояние плутократов неуклонно уменьшается, – писал один историк. – И это средство – дети».

Подобная тенденция вызывает опасения среди богатых и является вечной темой их разговоров. После изнурительного труда нескольких поколений наконец-то наступает момент, когда можно забыть о прожиточном минимуме, когда достигаются цели семьи. Именно тогда в мощном порыве воспроизводства отец-основатель поступает естественным образом и рожает столько детей, сколько может. Спустя некоторое время у его детей тоже рождаются дети, так что в скором будущем тема прожиточного минимума вновь становится актуальной. В науке это явление называется мальтузианским эффектом в честь английского экономиста Мальтуса, описавшего тенденцию более высоких темпов роста населения по сравнению с темпами роста производства продовольствия.

«Проще говоря, – пишут антропологи Хиллард Каплан и Ким Хилл, – богатые люди практикуют двойную инвестиционную политику: имея несколько законных потомков, которым они передают свое состояние (и те преимущества, которые оно даст), и определенное количество незаконных детей, в которых они вкладывают значительно меньше (и которые соответственно не сильно истощают их ресурсы)».

Здесь, конечно, есть о чем поспорить. Некоторые, подобно Рокфеллеру и Форду, сохраняют приверженность первой политике. Другие, подобно Ларри Хиллблому, никогда не женятся и проводят политику второго типа. Остальные не признают ни того ни другого. Продюсер Дэвид Геффен, числившийся в 2001 году в списке Forbes 400 под номером 47, является гомосексуалистом и детей не имеет. Техасский нефтяной предприниматель Джордж П. Митчелл, стоявший под номером 136 и являющийся чемпионом списка по многочисленности законного потомства, имеет десять детей от одной женщины. Даже сами авторы, предложившие идею двойной политики, признают, что это не более чем тенденция.

Месть обманутой жены

Еще более интригующе звучит предположение Лауры Бетциг о том, что жены в браках, где практикуется двойная политика, в конечном счете извлекают пользу из пристрастия своих состоятельных мужей к изменам. Предположим, что вы – мисс Само Совершенство 1650 года. Согласно дарвинистской теории, общество предоставляет вам всего два или три возможных варианта максимально полного использования вашего репродуктивного потенциала. Вы можете выйти замуж за человека скромного достатка, жить в нужде и родить около двадцати детей, прекрасно зная, что большинство из них умрет в детстве. Или вы можете завести роман с местным заправилой – назовем его лорд Бат – и, возможно, пополнить свой выводок ребенком от него, рассчитывая этой связью выиграть для своей семьи лишний шиллинг. Или – и это, конечно же, самый выгодный вариант – вы можете выйти замуж за лорда Бата, владеющего большей частью материальных средств в округе. У вас опять же будет не более двадцати детей (вероятнее всего, значительно меньше). Но в случае, если вы выйдете замуж за лорда Бата, у вас появится все необходимое, чтобы вырастить детей здоровыми.

Даже в современном американском обществе было бы заблуждением не придавать значения влиянию материальной обеспеченности на уровень детской смертности. Когда биолог Сьюзен Эссок-Витейл внимательно изучила репродуктивные способности персонажей списка Forbes 400 за 1982 год, среди прочих факторов она обратила внимание и на то, какое количество детей дожило до совершеннолетия. По данным исследования, 100 женщин, «производящих детей с участниками списка Forbes», могут родить 310 детей, из которых до зрелого возраста доживут 307, так что показатель выживаемости составляет 99 %. Такое же количество женщин, но уже представляющих все население Соединенных Штатов, родят всего 240 детей, причем 93 % выживаемости сократят это число до 223 совершеннолетних. «Богатые люди, – заключила она, – размножаются быстрее других социальных слоев белого и цветного населения соответственно на 38 и 20 %».