Книга Безжалостное обольщение - Джейн Фэйзер

Женевьеве хотелось взять Доминика за руку, прижать к груди его голову, потому что боль пробужденных воспоминаний душила этого сильного мужчину, испепеляла душу. Но она не была уверена, что Делакруа примет ее утешения. Возможно, сочтет еще одним вмешательством в его личную жизнь. Доминика так трудно понять, но одно Женевьева знала наверняка, — в этот момент она не имеет права сделать неверное движение, сказать неточное слово.

— Делакруа были бы более чем счастливы принять после неудачной любовной эскапады блудного сына назад, в свое стадо. — Боль, звучавшая в его голосе, жгла и ее. Женевьева дрожала, но по-прежнему не решалась произнести ни слова. — Однако я предпочел жизнь пирата сладкому лицемерию их уклада. И пока вы, Женевьева Латур, не ворвались в мою жизнь, в ней не было места так называемым женщинам из общества. Мои отношения с женщинами сводились лишь к удовлетворению взаимного физического влечения.

Женевьева наконец встала, подошла к нему и обняла с любовью, ничего не требующей взамен. Ей хотелось быть выше ростом и сильнее, чтобы Доминик мог спрятаться в ее нежных объятиях. Он, казалось, понял ее чувства и нашел в них утешение. Делакруа гладил приникшую к его груди золотистую головку, и напряжение медленно покидало его.

— Ты очень маленькая, фея, — тихо сказал он. — Но у тебя великодушное сердце. Я был с тобой далеко не добр, правда?

— Я иногда робею в твоем присутствии, — призналась она, тихо рассмеявшись. — Но, боюсь, я заслужила свою репутацию тем, что суюсь в самое пекло.

— На аукцион рабов, на вудуистские ритуальные действа, на нижнюю палубу пиратского судна… — перечислял он, и в его ласковом голосе слышалась добродушная насмешка. — Я никогда не встречал такой женщины, как ты, mon coeur, и это очень опасно для нас обоих.

"Он снова нечаянно назвал меня «мое сердце», — подумала Женевьева и постаралась унять бешено забившееся сердце, чтобы голос звучал естественно — Почему опасно?

— Женщины и пиратство — это несовместимо, моя фея.

— Но во время нашего путешествия, — она подняла глаза, затуманенные воспоминанием, — был ведь всего один, ну, два момента, когда мое присутствие оказалось неуместным.

Доминик вздохнул:

— Девчонка-сорванец с подмоченной репутацией — одно дело, моя дорогая, но ты не можешь всегда оставаться таким сорванцом, а я не смогу быть всегда привязанным к суше.

Женевьева опечалилась:

— Думаю, ты делаешь сразу слишком много разных выводов. Я и не ожидаю, что ты осядешь на одном месте. Мне самой этого меньше всего хочется. Почему мы не можем оставить все как есть, пока нам обоим так хорошо вместе?

— А когда это перестанет нам обоим доставлять удовольствие? — продолжая гладить ее по голове, тихо спросил он, — Тогда мы расстанемся — по-дружески, без сожалений. И каждый будет отвечать только за себя.

— Ты еще ребенок, фея, — сказал он нежно, словно боясь обидеть. — Такие идеальные мечты редко сбываются. Существуют боль, гнев, смущение и горький осадок, вкус которого ощущается очень долго. Я не хочу, чтобы ты все это испытала.

— Я и не испытаю, — с горячностью возразила Женевьева, уткнувшись лицом ему в грудь и вдыхая чудный любимый запах. — Я не такой ребенок, как ты думаешь, Доминик. И сама отвечаю за свое будущее.

— Какая уверенность! — тихо проговорил он и, бросив в камин сигару, поднял Женевьеву на руки. — Завидую твоей наивной вере в себя, моя Женевьева. Но пока ты ее сохраняешь или пока не вмешаются обстоятельства сильнее нас, будем наслаждаться тем, что у меня есть ты, а у тебя, сердце мое, есть я.

Глава 17

Бомба Виктора Латура наконец взорвалась. Он вошел в гостиную, где его жена, младшая дочь и кузен грелись у камина после обязательного посещения собора Святого Людовика, в котором было холодно, как в пещере.

— Я должен кое-что сказать вам двоим. — Он пальцем указал на Женевьеву и Николаса. — Поднимайтесь в кабинет. — И без дальнейших объяснений вышел.

Николас заволновался, Женевьева увидела, что и Элен нервничает. На молчаливый вопрос — чем мы провинились? — мачеха покачала головой:

— Он мне ничего не говорил. Но голос у Виктора не злой, не думаю, что он сердится.

— Однако рассердится, если мы не поторопимся. — Николас был абсолютно прав, и с игривым поклоном он сделал приглашающий жест в сторону двери:

— После вас, кузина.

— Я считаю, что в подобной ситуации такая галантность негалантна, — ухмыльнулась Женевьева. — Тебе следовало бы первым принять огонь на себя. Ты ведь старше и сильнее!

— Женевьева, прошу тебя, постарайся не раздражать отца, — умоляющим голосом попросила Элен. — Если он не расположен веселиться…

— Он никогда не расположен веселиться, — фыркнула неугомонная падчерица. — Я бы удивилась, узнав, что папа вообще понимает смысл этого слова.

Они подошли к комнате, служившей Латуру кабинетом, когда тот занимался домашними делами. Ни Николас, ни Женевьева не любили этой комнаты, поскольку с ней было связано много неприятных воспоминаний. Дверь была открыта, Виктор сидел за массивным резным письменным столом, листая бумаги.

— Закройте дверь, — велел он. — Я не хочу, чтобы весь дом слышал то, что я собираюсь сказать.

Женевьева приняла позу, которую всегда принимала в этой комнате: руки сцеплены за спиной, глаза потуплены. Николас, как она отметила, усмехнувшись про себя, стоял почти так же.

— Садитесь!

Женевьева и Николас обменялись тревожными взглядами. Они не могли припомнить, чтобы кому-нибудь из них когда-либо предлагали сесть в кабинете патриарха. Молодые люди неуверенно присели на кожаные стулья с прямыми спинками.

— Я решил, что пришло время назначить наследника, — объявил Виктор в напряженной тишине.

Николас быстро вскинул голову. Всегда считалось, что за неимением собственного сына Виктор назначит наследником сына дальнего родственника, ребенка, который с самого раннего детства воспитывался в его доме и получил необходимые знания в кораблестроении и управлении плантациями сахарного тростника. Правда, вслух это никогда произнесено не было — Я не желаю, — продолжал Виктор с привычным отсутствием деликатности, — чтобы моим наследником стал человек, не являющийся моим ребенком. — Он остановил взгляд на дочери, но она отлично держала себя в руках, и ничего, кроме вежливого интереса, на ее лице прочитать было невозможно. — Однако женщина не сможет управиться с таким наследством, даже если провела чертову уйму времени в монастыре, уткнувшись в книги.

Женевьева оставалась неподвижной, но почувствовала, как Николас при этих словах немного расслабился.

— Итак, — сказал Виктор, — я нашел компромиссный вариант, который устроит всех заинтересованных. Ты, Николас, женишься на Женевьеве и таким образом получишь все преимущества моего наследника, а дети Женевьевы, в свою очередь, наследуют тебе. Ты умеешь управлять плантацией и верфью, вот и продолжай, а в качестве платы получай мою дочь и ее наследство.