Книга Знамя Победы - Борис Макаров

Супонь же затягивать – не шнурки на ботинках завязывать. Тут сноровка и сила нужны. Для того чтобы как следует супонь затянуть, мужики обычно одной ногой в хомут упирались и супонь двумя руками изо всех сил тянули. Так и Овечкин сделал. Уперся – потянул, а ремень кожаный, казалось бы вечный, – увы, вечного ничего не бывает, – возьми да лопни. И полетел наш почтарь с моста в протоку, перил тогда у моста не было, транспорт был не ахти какой скоростной, двух брусов по бокам хватало.

Лед на протоке был нетолстый, но, как и положено перволеду, крепкий, пружинистый. Пробил Овечкин лед валенками и до пояса, а то и выше, в воду ушел. Ладно еще, тулуп помог – задержал. Полы задрались и под лед уйти не дали. Пошевелил ногами – дна нет. Уперся в лед руками – не выбраться, застрял как пробка, да и лед при каждом рывке пружинит, прогибается, того гляди под воду уйдешь. Что делать?! Заорал Овечкин нечеловеческим голосом:

– Но, Сивка, но!

Послушный конь потрусил в село. Привычка сказалась – как-никак копыта на этой дороге давно бы стер, если бы в подковы обут не был. Увидели люди в селе овечкинского коня вовремя с почтой, но без хозяина прибывшего, поняли: что-то с почтарем случилось – и сразу двоих парней верховых дорогу осмотреть послали. Примчались парни к мосту, Овечкина увидели, на берег вытащили, воду из валенок вылили и быстренько в село бедолагу притартали. Отогрели, чаем с брусникой напоили – и ничего, обошлось. Народ в те времена покрепче нынешнего был. Таблетки пудами не глотал, в основном банным веничком, медом да брусничным чайком от всех болезней лечился.

Отдышался Овечкин, очухался и мужикам обо всем как есть – и о свадьбе, и о том, как утром голову лечил, – рассказал. Рассказал и сам же себя вгорячах обругал:

– Меня бы не Овечкиным – Баранским звать надо было. Это же надо, какую дурь спорол – супонь на мосту затягивать стал… Баран Баранский, да и только. Водка во всем виновата, водка. Вот так из-за стакана гадости этой можно и в историю войти…

…И вошел.

Посмеялись мужики, головами покрутили, самосадом подымили и стали с тех пор Сазанью протоку Баранской называть. Прижилось. Сазаньих да Щучьих проток в наших местах, сами знаете, по три-четыре, не сразу поймешь, про какую речь идет. Вот и приходится нумеровать их: «Сазанья первая, Сазанья вторая, Щучья третья, Щучья четвертая…» А Баранская протока одна. Да и смысл определенный в названии имеется: «Не плошай, не глупи даже в мелочах – в Бараны Баранские, в историю попадешь…» У нас ведь на Руси все большие беды от мелких оплошек, мелких глупостей, от рюмочек и стаканчиков, не вовремя и не к месту выпитых, происходят… Бросит какой-нибудь слегка подвыпивший на пикнике растяпа маленький окурочек на маленькую кучку хвои – полтайги пожар как языком слизнул. Не привинтил похмельный работяга куда следует и как следует маленький винтик – и самолет со ста пассажирами в землю врезался…

* * *

…Много, много в истории нашей Баранской протоки разных страниц – и грустных, и веселых. А есть и такие, которые ни веселыми, ни грустными не назовешь, но люди помнят их и пересказывают друг другу. Почему? Кто знает почему… Да наверное, потому, что все странички, все строчки, все буковки нашей жизни свой смысл имеют…

* * *

Кирька Евсеев – рыбак отменный. Но недавно он еще и отменным пьяницей был. Не алкашом – пьяницей. Алкаш – человек-труха. Ни плотником, ни столяром, ни рыбаком, ни охотником, даже плохим, алкаш быть не может. У него одна цель, один путь: стакан – хрясь – и в грязь.

У пьяницы путь подлиннее, запас времени побольше. Ему Бог еще нет-нет через его же совесть, ее голосом говорит – напоминает: «Остановись! Остановись! Остановись! Не свинья ты – человек. Не для грязи, для жизни, для солнца, для добра и любви рожден, предназначен. Одумайся! Остановись!..»

И бывает – одумываются, останавливаются.

Но повторяю, Кирька Евсеев не алкоголиком, пьяницей был. И с ним именно такой целительный случай произошел.

* * *

А началось все с того, что в наш район какая-то комиссия приехала – то ли по почтовскому, то ли банковскому делу. Банк с почтой в райцентре рядом, и машина черная, лакированная ровно посредине между почтой и банком остановилась. Вылезли из нее четверо в костюмах и при галстуках мужиков, двое к банку направились, двое к почте пошли. Вот и пойми тут, что к чему. Да в общем-то и понимать ничего не надо. Сейчас много всякого пригалстучного, кого-то для чего-то проверяющего люда каждый день не только по нашему райцентру, по всей России болтается – легкого, беленького, мягонького хлеба ищет, добывает. В народе этих болтающихся чиновниками называют. Слово «чиновник», наверное, от слова «чинить» образовалось. Оно во все времена так было. Один работает – вкалывает, добивается чего-то, а другой, лучше, точнее сказать – другие, ему по мере своих сил неприятности чинят-причиняют, преграды разные, прежде всего канцелярские, чинят-ставят: «А где у тебя разрешение? А ну-ка, покажи справку… А почему на ней печать бледная и подпись неразборчива?.. А плати-ка штраф, дорогой. Да не скупись – хуже будет…»

Преграды крестьянину чиновники чинили-ставили и в советское время. Чуть ли не каждый день в правлениях-конторах колхозных раздавались телефонные звонки из райцентра и областных правлений-управлений:

– Пора сеять. Доложите о завершении сева 8 мая – ко Дню Победы!

– Но у нас тут еще снег лежит… – начинал, тоскливо подстанывая, отнекиваться председатель колхоза. – Угробим семена, технику.

– Положишь партбилет! Всё! – громыхало из телефонной трубки. И областной, и даже районный чиновник начинал обращаться к несговорчивому председателю уже на «ты»: – Не уложишься в намеченный партией срок – ответишь!

…Такие же звонки, разговоры поднимали, вдохновляли крестьян и летом, и осенью, и зимой:

… – Начинайте уборку урожая. Доложите об окончании ко Дню… – называлась конкретная дата, обычно совпадающая с какой-нибудь памятной датой из истории Советского государства, партии, вождей партии и государства.

– Но у нас зерно еще не вызрело. Подождать бы…

– Положишь партбилет!..

– К 7 ноября – славной годовщине Великого Октября доложите о выполнении плана по заготовке, продаже мяса!

– Но у нас сейчас самый нагул, откорм идет. Подождать бы еще месячишко…

– Положишь партбилет!..

…Но в те времена чиновникам всех рангов за то, что они чинили преграды, препятствия и крестьянину, и рабочему, и всем кому могли, а они могли чинить их всем – учителям, врачам, лесникам, рыбакам… платило государство, и неплохо платило. Крали? Брали? Вымогали?.. Не без этого. Но у кого и что было красть, брать, вымогать? У государства? Но государство памятно-больно било по пальцам. У столяра, слесаря, газосварщика, металлурга, крестьянина-колхозника? Им государство за их нелегкий каждодневный труд платило, давало столько, что впору самим было красть, брать, вымогать…

Нынешний чиновник, о котором одна из жалостливых нынешних политиков сказала примерно так: «Бедный чиновник – плохой, злой чиновник», – не беден. Он быстро сделал правильный вывод из не такой уж глубокомысленной, мимоходом брошенной фразы политика и так же быстро «исправился» – разбогател. Но плохим – злым, жадным – к сожалению, остался. И народ этих самых нынешних чиновников побаивается, без нужды к ним не подходит и кто они и откуда, к кому с какой целью приехали – не спрашивает. Они сами по себе, мы сами по себе. И им хорошо, и нам спокойнее.