Книга Знамя Победы - Борис Макаров

– Ну елкин дед, ты что, Ванька, с гвоздя сорвался… Тут башка трещит – волком вой, а ты мораль взялся читать. Забыл, как недавно на опохмел у Светки сотнягу спер – тебя выручил. Светка со мной две недели не разговаривала… Эх!..

– Да ладно ты… – смутился Иван. – Не забыл я, помню. Тут другое дело. С дочкой вот собрались на санках с Монашьей горы покататься. Давно обещал, все собраться не мог. Сегодня собрались – ты завалил. Извини, но, как говорится, не ко времени, брат. Извини.

– Ты – на санках с горки… Говорил тебе еще в прошлом году, пить меньше надо – свихнешься… Ха-ха-ха! На санках с горки… Марийка, а ты что молчишь, надулась? В обратную сторону расти начала? Замуж пора, а не с папой на санках кататься. Шел сюда – девчонки, пацаны по горе бегают, на Серебрянке катаются. И ни папы, ни мамы никакой нет…

– Ну ладно, ладно, не трогай ее, Илья. Иди, дочка, покатайся пока с ребятами. Возьми санки и иди, а я с дядей Ильей побеседую, чаем его напою и приду к тебе.

– Правда придешь?

– Честное слово, приду. Провожу дядю Илью домой и сразу к тебе. Жди.

…К вечеру лед на Серебрянке подтаял. К тому же с таежных верховий речки, где снег в узких ущельях, прикрытых разлапистыми соснами, будет лежать чуть не до середины лета, пришла наледь. Она заполнила трещины и вмятины во льду Серебрянки, и речка освещенная лучами заходящего солнца, действительно засверкала, как расплавленное серебро, хотя Марийка да и другие ребята никогда не видели, как сверкает расплавленное серебро. Не видел расплавленное серебро и не очень много и часто видел даже нерасплавленное серебро и автор рассказа. Но пусть все останется так, как написано. Ведь иногда каждому из нас: и взрослому, и ребенку, и старику, и подростку – так хочется вырваться, отрешиться от ежедневной будничной серости нашей жизни и увидеть что-нибудь необычное, яркое, сверкающее, переливающееся под лучами восходящего или заходящего солнца.

…Полозья санок и даже разноцветное, похожее на радугу сиденье светлая, процеженная рыхлым весенним льдом вода покрыла. Стоит Марийка, за витую новую веревочку новые санки держит, будто боится, что они уплыть могут, и куда-то в сторону заходящего солнца смотрит.

Подбежал Сережка Барков, хохотнул:

– Во дает! Санки купает!

Взглянул в лицо Марийки, поперхнулся. Сам не знает, почему ему вмиг хохотать и дразниться расхотелось. Может быть тонкую-претонкую морщинку-паутинку на правой, ярко освещенной вечерним солнцем щеке Марийки увидел.

– Пошли домой. Вечер уже…

– Иди. Я потом приду.

…Пошел. Идет, остановится, посмотрит на Марийку и дальше идет. Идет, остановится, оглянется, посмотрит на Марийку и дальше идет.

И ни дразниться, ни смеяться ему не хочется…

Легенды и были Баранской протоки

Баранская протока из Большой реки вытекает и в Большую реку впадает. Попетляет километров десять по кустам, лугам, у подножий холмов и, как блудная дочь, – нынче и блудные дочери встречаются, – возвращается в материнские объятия.

На своем пути протока пересекает два небольших озера, превратив их в плесы. Здесь скорость ее течения становится почти незаметной. Но на выходе из озер, словно передохнув, вода устремляется вперед с удвоенной силой. Еще сравнительно недавно оба озера были самостоятельными, отделенными от протоки серыми сцементировшимися илистыми грядами. Но лет десять назад при большом половодье протока сменила свое русло, снесла эти гряды-дамбы и стала такой, какой мы ее знаем сегодня. Живой памятью о некогда самостоятельном существовании озер являются златобокие караси и черноспинные гольяны, которых и сегодня наши рыбаки не без основания называют озерными. В Большой реке караси имеют серебристую окраску, а гольяны – нежно-зеленые спинки. Кроме того, в отличие от своих озерных собратьев и те и другие отличаются и формой тел. Тела их более удлиненны, более приспособлены к борьбе с сильным напористым течением.

В то же время в протоке хорошо чувствуют себя и сугубо речные рыбы – ленки, хариусы, налимы и даже таймени. Правда, тайменей здесь не видели тоже уже лет десять. Да и в Большой реке их видят все реже и реже.

…Само название протоки – Баранская – давно уже стало если не легендой, то уж по крайней мере полулегендой.

* * *

Старейший рыбак нашего села Роман Константинович Путников, знаменитый прежде всего тем, что никогда, в отличие от многих других рыбаков, не был уличен даже в маленькой лжи, пересказывал нам рассказ своего деда, касающийся названия протоки.

– Когда я мальцом еще был, – рассказывал дед, – она Сазанихой называлась. Почему? Объяснять не надо… А в Баранскую ее потому перекрестили…

…Жил тут у нас один мужик по фамилии Овечкин. Почту из райцентра в два соседних села на коне возил. Аккуратно возил, как положено.

С водкой Овечкин, в отличие от многих нынешних мужиков, не роднился. В праздники от рюмки-другой не отказывался, но чтобы стаканами водку хлестать – ни-ни. А уж чтобы перед дорогой выпить – и думать не мог.

Ездил он по той дороге, которая связывает села с райцентром и сегодня. Протоку переезжал по тому мосту, по которому переезжают ее и сейчас. Бог весть когда этот мост построен, а машины и трактора выдерживает – не скрипит, не качается. Умели строить наши прадеды и деды, умели… И опять прежде всего потому, что ни дома, ни на работе с бутылкой в обнимку не ходили, не сидели.

…Так вот, дело было в конце октября – начале ноября, – рассказывал дед, – поехал Овечкин, как всегда, с почтой в те запроточные села. Но… не зря говорят: и на старуху бывает проруха… Накануне Овечкин дочь замуж выдал. Само собой разумеется, хотя в то время и мало пили, без водки-вина не обошлось.

Встал утром – голова потрескивает. Однако поездку не отложишь, на другой день не перенесешь. Порядок тогда везде соблюдался серьезно. Спрос был внушительным. Крутнулся Овечкин туда-сюда – на кухонном столе, среди посуды с остатками еды, почти полный стакан водки стоит. Кто-то недопил, или у кого-то из мужиков жена отняла и среди тарелок, чашек, стаканов спрятала. Взял Овечкин стакан: «Эх, была – не была!..» И – в дорогу. Я уже говорил: в конце октября – начале ноября это было…

Ехал, ехал Овечкин, весело ехал – то подремлет, то какую-нибудь песню, частушку помурлычет… И вдруг на мосту у коня супонь развязалась. Сейчас, поди-ка, многие и не знают что такое супонь. Вон их сколько, машин, развелось. Пройдет еще лет двадцать-тридцать, люди ходить совсем разучатся. Супонь – ремень, которым хомут стягивали. Ремни эти обычно из кожи сыромятной делали. Крепче проволочных канатов они были… Порвется, развяжется супонь – вся упряжь развалится, конь вмиг распряжется. Короче говоря, супонь – это то же, что и тяга, и тормоза у машины нынешней.

Тпрукнул Овечкин коня. Слез с телеги и стал хомут поправлять, супонь затягивать. Был же – в тулупе и валенках. Вам ли говорить – зима у нас раным-рано начинается, в конце октября – в начале ноября не то что протоки, большие реки иногда льдом покрываются. Так что тулуп и валенки в дороге в эту пору никак не помешают…