Книга Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  – За ребёнком следить кто будет? – орал, плюясь и матерясь, капитан полиции. – Документы сюда!

  Дамир тряхнул головой, осторожно ставя Серафиму на землю, по пути ощупывая – невредима. Похоже, даже не испугалась, смотрит синими глазёнками на капитана, рот приоткрыла в удивлении, маме рукой машет.

  – Чьи? – от ударившей в голову крови Дамир плохо соображал. Жива. Невредима. Не испугалась.

  – Свои и ребёнка.

  – У меня нет ребёнка…

  – Так, – капитан перекатился с пятки на носок и обратно. – Очень интересно. В отделение проедем.

  – Зачем?

  – До выяснения.

  – Мы вместе, вот документы. – Эля спешно подошла к полицейским, один из которых равнодушно наблюдал за происходящим. – Моя дочь. Вот паспорт. Вот свидетельство о рождении. Мы с Калинина… понимаете, собаку ищем, – она сжала губы. – Серафима любит эту собаку…

  – Любит, – проворчал капитан, бросая взгляд на синеглазую малышку, не сводившую с него взгляда. – Ваши документы? – он посмотрел на Дамира, пришлось доставать паспорт из внутреннего кармана куртки и протягивать блюстителю порядка. – За что только бог такое на людей посылает, – как-то по-человечески пробурчал полицейский. – Калинина… А говорите – детей нет, – с улыбкой вернул паспорт полицейский. – Файзулин Дамир Арсланович. Не убегай больше от папы, Файзулина Серафима Дамировна, – засмеялся и капитан, и его молчаливый коллега, возвращая документы Дамиру. Его паспорт, Элин, свидетельство Серафимы.

  – Мой папа – герой! – отозвалась рыжулька.

  – Видим, – заржали блюстители порядка и поспешили к автомобилю.

  – Кирпич! – взвизгнула Серафима, падая на попу, обнимая какой-то грязный комок шерсти, скулящий, повизгивающий, подёргивающий обрубком некогда пушистого хвоста, а сейчас комком грязи.

  – Файзулина Серафима Дамировна? – он опустил глаза на Элю, не находя слов…

  Помня их в полной мере. Но не произнесёшь набор брани, рвущийся с языка, перед Серафимой Дамировной. Серафимой, чтоб черти драли Элю, Дамировной, четырёх с половиной лет.

  – Это Кирпич? – нагнулся он к счастливой рыжульке.

  – Да!

  – Нам надо показать её доктору, – Дамир потрепал грязную собаку по холке, та покосилась с подозрением, но в целом действие одобрила сдержанным вилянием хвоста. – Поедем?

  – Да!

  – Чего стоишь? – кинул он Эле. – Мы едем к ветеринару! Тебе не интересно состояние здоровья Кирпича? – широко распахнул заднюю дверь, запуская перемазанную девочку с псом в свою машину.

  Пятна из салона вычистит химчистка, из души не смыть ничем. Придётся Элеоноре, названной в честь Элизабет Тейлор, ответить на вопросы и за свои поступки.

Глава 37

 Дамир. Наши дни. Южное побережье

 Кирпич оказалась подращённым щенком-метисом самоедской собаки. Видимо, кто-то купил понравившегося по картинке щенка, не рассчитав породные особенности, а может, понял, что подсунули метиса под видом породистого щенка. В итоге Кирпич оказалась на улице. Подобрала её Эля в плачевном состоянии, подлечила, насколько удалось, пушистый хвост особенно пострадал – пришлось купировать, теперь Кирпич радостно виляла мохнатым обрубком, нисколько не смущаясь своего недостатка.

  В клинике Кирпич отмыли, обнаружили повреждения лап и разодранный бок – требовалось небольшое хирургическое вмешательство. Дамир оплатил лечение и проживание собаки в стационаре, на ходу успокаивая не на шутку переживающую Серафиму.

  Эля же всё время молчала, общаясь с ветеринаром односложными фразами, смотря расширенными, перепуганными глазами на Дамира. Он был уверен – она бы сбежала прямо сейчас, если бы не документы, надёжно спрятанные во внутренний карман его куртки. В том, что она может убежать и без документов, у него сомнений не было. Но козырь – свидетельство о рождении Серафимы с его именем в графе «отец» – нивелировать сложно. Эля сама – своими неразумными действиями – вложила карты в руки Дамира. И теперь, пока он не разберётся в этой ситуации, он не отпустит Элеонору… Файзулину. Файзулину!

  – Мы поедем, – упёрлась Эля на выходе из ветеринарной клиники, разворачиваясь в противоположную от автомобиля Дамира сторону.

  На улицу опускалась ночь, какая-то странно тихая, без ветра, дождя, снега, будто вся непогода истаяла, завершилась штормом, принёсшим следом мягкую, окутывающую город тишину под небом цвета индиго.

  – Ошибаешься, – негромко проговорил Дамир. Всё время, пока они были в клинике, приходилось сдерживать беснующиеся эмоции. От напряжения болела голова, казалось, ещё немного, и виски взорвутся горячей, пульсирующей кровью, окрашивая белоснежный покров в пугающе-отталкивающий алый. – Мы едем домой.

  – Я кушать хочу, – напомнила Серафима. Всё время, пока занимались Кирпичом, девочка стойко терпела, не напоминая о собственных нуждах, что не было похоже на поведение четырёхлетнего ребёнка.

  Удивительная малышка. Но ребёнок есть ребёнок, Дамир видел, что Серафима нестерпимо устала. Слишком много перемен, событий, впечатлений для одного дня.

  – Поедем домой? – Дамир подхватил девочку, она доверчиво обхватила его за шею и устроила голову на плече, громко засопев.

  В итоге добрались домой в гробовом молчании. Эля заметно нервничала, косилась на куртку Дамира, видимо, прикидывая, успеет ли она выхватить документы из соблазнительно, небрежно откинутой на заднее сидение куртки, полусонную Серафиму и успеть сбежать от подстерегающей опасности.

  Поужинать не удалось. К тому времени, как поднялись в квартиру, Серафима крепко спала, доверчиво откинувшись на руках Дамира, взявшего ребёнка, когда припарковал автомобиль. Как же в этот момент Дамир завидовал рыжульке с её нехитрыми заботами, простым и понятным устройством мира. Как ненавидел море, ставшее вдруг живым, превратившееся в опасную, гремучую субстанцию, грозившее поглотить всё, что ожило в нём, задышало, расправляя деформированные лёгкие.

  Эля быстро раздела спящую Серафиму, устроив на кровати и хорошенько закутав в одеяло, и уставилась на Дамира перепуганными глазами, похожими на огромные альпийские озера. Час Икс. Время никому не нужных откровений.

  – Серафима Дамировна Файзулина? – Дамир посмотрел в упор на Элю, положив раскрытую ладонь на свидетельстве о рождении рыжульки. – Почему?

  – Я не специально, – пропищала Эля. – Они сказали – это закон. Какая-то статья семейного кодекса.

  – Кто сказал? – Дамир говорил негромко, сдерживаясь даже в этом. Одно нечаянное движение, лишнее колебание голосовой связки, и он снесёт, уничтожит Элеонору… Файзулину, как сель, снёсший дом, в котором она жила всего сутки назад.

  – В ЗАГСе! Я не хотела, Серафима не твоя, не от тебя! И я не хотела, но они так велели!

  – Отлично! Ребёнок, рождённый в течение трёхсот дней после развода, автоматически признаётся законнорожденным, и ты этим воспользовалась, – выплюнул он, сдерживая злость, клокочущую внутри.