Книга Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

  – Всё, спасибо, – твёрдо произнесла Эля у дверей фитнес-центра. – Спасибо тебе, дальше мы сами.

  – Куда вы уезжаете?

  – Не знаю, – Эля пожала плечами. – Куда-нибудь.

  – Сорвёшь ребёнка и поедешь? – Дамир нахмурился.

  – Да, – Эля равнодушно пожала плечами.

  – У тебя есть деньги?

  – Да, – она кивнула и показала на конверт, выданный ей Мариной. Видимо, тот самый Дима, который предложил место мастера в Северном, выплатил зарплату Эле.

  – И всё? – Дамиру не удалось скрыть удивление. – Банк? Карточка?

  – Нет, – она равнодушно пожала плечами, дескать, ерунда какая – остаться с ребёнком на улице с суммой денег, равной одной, максимум двум заработным платам маникюрши. Сколько бы там ни было – этого чудовищно мало! – У меня были деньги, в банке, под доской на кухне.

  – Что? – Дамир не поверил ушам. – Какой банке?

  – Из-под печенья, – немного нервно засмеялась Эля. – Я не верю банкам, – она отвернулась, – в банке из-под печенья надёжней.

  – Безусловно! – а что он мог ещё ответить? Всевышний, выдай этой девушке мозги? Всевышний не Гудвин – чудес не совершает.

  – Поехали, – дёрнул он на себя Элю, Серафима ловко перехватила другую его руку и вцепилась тёплой доверчивой ладошкой.

  – Куда?!

  – Вам положена компенсация.

  – Кем положена-то? – фыркнула Эля. – И мы уезжаем!

  – О себе ты не думаешь, – прошипел Дамир. – О Серафиме подумай.

 В итоге парочка покорно забралась на заднее сиденье, вернее, Серафима была полна энтузиазма, потому что мама пообещала отправиться в детский магазин. Ничего лишнего покупать Эля не собиралась, что и озвучила рыжульке, никаких игрушек, только одежду. Видимо, для Серафимы это не было поводом печалиться. Удивительно покладистый ребёнок. Ни одного каприза, никаких слёз. Девочка всё принимала как должное. И хорошее, и плохое. Причём хорошее она видела даже там, где у взрослых волосы вставали дыбом от ужаса. Свойство детской психики и благодать незнания реального положения вещей.

  Они заехали в магазин, где Эля быстро выбрала какие-то вещички, а рыжулька побродила в отделе с игрушками для девочек, поглазев на розовую пластиковую посуду, маленькие чашечки, блюдца и чайничек, кукол, некоторые из которых вызвали у Дамира оторопь, и бросая восхищённые взгляды на интерактивное нечто – среднее между сиреневым мохнатым зайцем, котом и совой с выпученными глазами. Вкус у Серафимы был странный, а вот выдержка поражала. Алсу, Назар, когда были малышами, Динар, а тем более Эльдар уже капризничали бы и просили купить игрушку, а рыжулька тихонечко вздохнула и деловито отправилась к маме.

  Потом направились в центр помощи пострадавшим, Эля долго толкалась у стола, пока Дамир отвлекал Серафиму разговорами. Было просто поверить, что он гуляет с ребёнком – так похожим на него, его сестёр, братьев, маму, – своим собственным, рождённым в законном браке. Ребёнком, которому он может и должен обеспечить безопасность от враждебного мира и злобных людей, прежде всего. Обеспечить достаток, дать всю любовь, которую только возможно.

  И всё это время Дамир задыхался, ловил себя на безумии, потере памяти, ориентации в пространстве, географии. Ловил на злости, отчаянии, раздражении, дурманящем коктейле из нежности без причины – звенящей, отчаянной, зыбкой, – и похоти, такой же отчаянной, до боли. Брезгливости и иррациональном желании выкинуть всё ненужное, пустое из своей жизни. Иногда это была память, а иногда – Эля.

  – Всё, – выскочила Эля, как-то странно смотря на Дамира, будто с испугом. – Нам лучше уехать. Поезд через два часа. Мы успеем купить билеты и…

  – Эля, остановись, – Дамир начинал вскипать, отчего – сам не понимал. От вопиющей ли глупости Элеоноры или от страха потерять её снова, перестать дышать, сдохнуть, опять превратиться во Влада Цепеша.

  Он не был готов отпускать её из своей жизни, не был готов, не сейчас… Нет!

  – Дамир, нет! – она дёрнулась в раздражении, со страхом переводя взгляд на Серафиму, с увлечением раскладывающую камни гравия на строительной куче песка. – Спасибо, мы поедем. Серафима! Мы едем в Архангельск.

  – А Кирпич? – отозвалась рыжулька. – Кирпич едет с нами?

  – Нет. Она… Она у Мусы останется.

  – Муса в больнице! – справедливо возмутилась малышка. – Мы с ней по телефону разговаривали. Вспомни! – Серафима подпёрла бока кулачками и в недоумении смотрела на маму. Как она могла забыть такую простую вещь? – Нам нужно найти Кирпич!

  – Серафима, – Эля в поражении взмахнула руками, сдерживая слёзы.

  – Отлично, пойдём искать Кирпич, – подхватил требования рыжульки Дамир.

  Что он творит? Почему не повернётся и не уйдёт? Что за психомазохизм? Зачем он держит её, задерживает их? Хочет получить ответы на вопросы? Не хочет!

  Прошлого ничто не изменит. Не вернёт Тима, доверие, любовь… Не сделает Тимура его сыном, не даст шанс увидеть его хотя бы один раз, не вернёт возможность пережить это горе с женой, принять совместное решение, правильное решение. Не позволит ему уберечь до бесячего глупую Элю от всего, через что она прошла, и пройти этот путь с ней.

  Не сделает женщину, которую он назвал своей женой – женою.

  – Перестань! – профырчала, как кошка, Эля.

– А то что? – сам не ожидал, насколько зло он усмехнулся в ответ.

  Начинало темнеть, снег тихими, крупными, тяжёлыми хлопьями посыпал с неба, оседая на стылой земле и замёрзших лужах. Гололёд, тот самый, что лишь иногда бывает… Редкое природное явление в этом регионе, призрачное, как хорошее общее прошлое Дамира и Эли. Было ли оно, или всё придумал лично он, а она прагматично решала свои проблемы?

  – Кирпич! – крикнула Серафима.

  – Кирпич! – подхватил Дамир, игнорируя косые взгляды прохожих и толпившихся правоохранителей.

  – Кирпич!

  – Кирпич!

  Бесконечное количество раз: «Кирпич!», пробираясь по замерзшей грязи, укрытой слоем не таявшего снега. «Кирпич!», «Кирпич!», под недовольное бурчание Эли, вызывающее в Дамире какое-то мстительное удовольствие. Нездоровую, ненормальную реакцию. Должно быть, горечь, всё время бьющая в нос, мозг, курсирующая по телу, начала трансформироваться в яд, отравлять разум Дамира, отключая здравый смысл, инстинкт самосохранения.

 – Кирпич! – вдруг взвизгнула Серафима, рванув на другую сторону улицы через дорогу, перед крутым, извилистым поворотом и высоким забором, закрывающим вид на сторону за углом. – Кирпич! – раздалось вместе с шуршанием шин по гололёду, нечеловеческим визгом Эли и вдохом, равным стремительному движению Дамира наперерез ползущему УАЗу.

Он свалился в кучу строительного мусора и грязи, подхватывая Серафиму подмышки, прикрывая собой. На каком-то автомате, не слыша скрипа тормозов, женского визга и отборного мата над собой.