Книга Женская месть - Нора Робертс

Возможно, время и исцеляло, но оно не приносило забвения.

Теперь, когда Адриенна облекла свои чувства в слова, ей стало легче, и все же она уже раскаивалась, что разоткровенничалась перед Филиппом. Юна уговаривала себя, что это уже неважно, ведь скоро их пути разойдутся и каждый пойдет своим, а все, что она ему сказала и чем с ним поделилась, с течением времени будет значить все меньше и меньше. И пусть он проявил доброту, которой она не ожидала, это не имело для нее почти никакого значения. Если бы она всего лишь на миг позволила себе поддаться чувственному желанию, то быстро смогла бы его побороть. Слишком долго она сама заботилась о себе, слишком тщательно держала свои чувства под контролем, чтобы позволить Филиппу что-нибудь изменить в своей жизни. Она решила, что теперь все ее помыслы и чувства должны быть направлены только на возмездие.

Но когда Адриенна открыла дверь, разделявшую две комнаты, оказалось, что Филипп все еще здесь – он сидел без рубашки, с босыми ногами и бегло объяснялся по-испански с официантом. Филипп передал ему деньги, и, видимо, их было достаточно, чтобы официант не пожалел, что вынужден работать в праздник.

– Buenos dias[31], сеньора! Счастливого Рождества.

Адриенне хотелось объяснить этому милому юноше в белой униформе, что Рождество давно уже не является для нее праздником. Вместо этого она улыбнулась ему, доставив этим не меньшее удовольствие, чем Филипп своими песо, которые теперьлежали в кармане официанта.

– Buenos dias. Felices Navidades![32]

Адриенна сложила руки и подождала, пока официант уйдет.

– Почему вы все еще здесь?

– Потому что я голоден.

Филипп вышел на балкон, сел в шезлонг и налил себе кофе. Он, видимо, чувствовал себя совершенно непринужденно. Есть много разных способов завоевать доверие – немного терпения, внимания, нежности и обаяния. Ради такой женщины, как Адриенна, он был готов пустить в ход все эти средства.

Адриенна, нахмурившись, последовала за ним на балкон.

– А я и не собиралась здесь завтракать.

– Прекрасно. В таком случае я справлюсь и с вашей порцией.

– Я должна составить вам компанию?

– Вы всегда можете спуститься на пляж. Как насчет сливок?

Адриенна могла устоять против запаха кофе и золотистого света солнца.

Она убеждала себя, что, конечно, могла бы устоять перед его обаянием. Но не могла, не хотела и не стала противиться дразнящему аромату омлета с пряностями.

– Не откажусь. – Адриенна села за стол с таким видом, будто соблаговолила дать аудиенцию. Углы рта Филиппа дернулись в усмешке.

– Положить сахару, ваше высочество?

Глаза Адриенны сузились, в них зажегся огонь. Но тут же лицо ее просветлело, и она улыбнулась.

– Я пользуюсь своим титулом только на официальных приемах или когда имею дело с идиотами.

– Я польщен.

– Не стоит обольщаться. Я пока что решаю, идиот вы или нет.

– Мне не хотелось бы давать вам целый день на размышления.

Филипп положил в рот кусок омлета. Ему пришла в голову мысль, что этот аромат напоминает ему Адриенну, внешне невозмутимую и элегантную, но внутри полную жара и сюрпризов.

– Так как я был занят слежкой за вами, у меня не было времени на то, чтобы наслаждаться водой и солнцем.

– Сожалею.

– И я сожалею. Наименьшее, что вы можете для меня сделать, – это составить мне компанию за завтраком. – Он намазал клубничным джемом тост и передал ей. – Если не боитесь проводить время в моем обществе.

– А почему я должна бояться?

– Потому что знаете, что я хотел бы заняться с вами любовью, и опасаетесь, что и вам это понравится.

Она откусила кусочек тоста, делая над собой усилие, чтобы сохранить невозмутимое, выражение лица.

– Я уже говорила, что не имею намерения спать с вами.

– В таком случае несколько часов, проведенных на солнце, не имеют значения. – Филипп продолжал есть, будто на этом вопрос был исчерпан. – Вы вчера сказали мне правду?

Завтрак несколько успокоил ее, раздражение прошло.

– О чем?

– О том, что это было вашим последним делом?

Ей редко приходилось испытывать угрызения совести по поводу своей лжи, но тут она вдруг почувствовала, что лгать ему трудно.

– Я сказала, что это было последним делом в данной фазе моей карьеры.

– И что это означает?

– Только это и ничего другого.

– Адриенна! – Именно сейчас он подумал о терпении и твердой руке. – У меня есть обязательства по отношению к моему начальству, а также желание помочь вам.

Филипп заметил в ее глазах настороженность, но Адриенна не отдернула руки, когда он накрыл ее своей.

– Если вы честны со мной, я могу достичь и той, и другой цели. Если нет, я могу оказаться в столь же неприятном положении, что и вы.

– У вас не будет неприятностей, если вы сейчас же оставите меня. Могу вам сообщить, что это частное дело, Филипп, и оно не касается ни Интерпола, ни вас.

– Оно не может не касаться меня.

– Почему?

– Потому что я беспокоюсь о вас. – Филипп почувствовал, что рука ее нервно задвигалась, и сжал ее крепче. – Очень беспокоюсь.

– Я предпочла бы, чтобы вы не беспокоились.

– Я тоже, но мы оба увязли в этом. – Он отпустил ее руку, вернулся к еде и, стараясь сохранить спокойствие, сказал: – Я облегчу вам задачу. Начнем с того, что вы расскажете мне, почему занялись этой работой.

– Вы, как видно, не дадите мне покоя, пока я этого не сделаю?

– Нет, – признался Филипп. – Хотите еще кофе?

Она кивнула. Сейчас это уже неважно, решила Адриенна. Кроме того, у них есть нечто общее – им знакомы одни и те же ощущения, одни и те же чувства, оба испытали радость триумфа.

– Я говорила вам, что моя мать была серьезно больна.

– Да.

– Так вот. Ей нужны были врачи, хороший уход и лекарства. Часто и надолго ее приходилось класть в больницу.

Конечно, ему это было известно. Каждый, кто за последние десять лет брал в руки журналы, знал о трагедии Фиби Спринг. И все же Филипп считал, что лучше ему услышать об этом из уст Адриенны, услышать ее рассказ, окрашенный ее чувствами.

– Что у нее находили?

– Ей поставили ужасный диагноз – маниакально-депрессивный психоз. По временам она говорила и не могла остановиться и строила самые невероятные планы. Из нее ключом била энергия, и это мешало ей усидеть на месте, не давало ни есть, ни спать. Эта энергия была похожа на яд. Она сжигала ее. Потом ее настроение менялось – она впадала в депрессию, у нее не было сил говорить вообще. Она просто сидела, уставившись в одну точку. Никого не узнавала, даже меня.