Книга Великое заклятие - Дэвид Геммел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дагориан вдруг рассмеялся и потряс головой.
— Что тебя так развеселило?
— Разве не смешно, что двое мужчин, сидя на мосту и ожидая смерти, толкуют о чародее, умершем тысячи лет назад? Подобную беседу скорее пристало вести в Дренанской библиотеке. Мне нет дела, почему он так поступил, — уже серьезно сказал Дагориан. — Разве это важно для нас теперь?
— Хочешь весь день просидеть мрачным? Весело же мне с тобой будет. Никто тебя не заставляет здесь оставаться, Дагориан. Ты не прикован.
— А ты сам? Почему ты остался?
— Я люблю сидеть на мостах. Это успокаивает.
— Ну а я остаюсь потому, что мне страшно. Понимаешь меня?
— Нет, — признался Антикас.
— Несколько дней назад я атаковал пятерых вентрийских кавалеристов. Я думал, что умру, но кровь во мне кипела, и я ринулся в бой. Потом Ногуста с Кеброй пришли ко мне на подмогу, и мы одолели их.
— Да, я заметил, что ты ездишь на коне Веллиана. Но к чему ты ведешь?
— К чему? Да к тому, что мой страх никуда не делся. Он растет с каждым днем. Мы, преследуемые демонами, могучими и непобедимыми, бежим к городу-призраку, где нет никакой надежды на спасение. Я не могу больше выносить этот страх, и поэтому я здесь. Посмотри только на меня! Взгляни на мои руки! — Дагориан вытянул вперед руки, дрожащие помимо его воли. — Развесели же меня, Антикас Кариос. Поведай, зачем торчишь на этом проклятом мосту.
Антикас взмахнул рукой и закатил ему звонкую пощечину. Дагориан, вскочив, схватился за меч.
— И где же твой страх теперь? — осведомился Антикас. Он произнес это спокойно, и Дагориан опешил. Он продолжал стоять, держась за рукоять меча, и смотрел в темные жестокие глаза вентрийца. — Он прошел, не так ли? Гнев смыл его прочь.
— Прошел, — холодно подтвердил Дагориан. — Что дальше?
— Ты правильно сделал, что остался. Надо быть недурным акробатом, чтобы бороться со страхом и одновременно бежать от него. — Антикас встал и оперся на перила, глядя вниз. — Иди сюда, посмотри.
— На что я должен смотреть? — спросил Дагориан, присоединившись к нему.
— На жизнь. Она зарождается высоко в горах, где тают снега. Ручейки журчат, сливаются, впадают в реки и бегут к теплому морю. Под солнцем вода испаряется и возвращается в горы в виде дождя или снега. Это круг, прекрасный и бесконечный. Долгое время спустя, когда не станет ни нас, ни наших правнуков, эта река по-прежнему будет бежать к морю. Мы с тобой ничтожные существа, Дагориан, и мечты у нас ничтожные. Погляди-ка — твои руки не дрожат больше, — улыбнулся Антикас.
— Задрожат, когда придут креакины.
— Нет, не думаю.
Пребывая в облике Калижкана, повелитель демонов Анхарат стал хорошо понимать, как работает человеческое тело. Бессильный остановить рак, пожиравший чародея, он позволил механизму сломаться, а затем при помощи магии стал создавать иллюзию жизни. С новым телом все обстояло иначе.
Убив Маликаду, Анхарат починил пронзенное сердце принца и заставил его биться. Оно качало кровь и питало ткани, поддерживая в них жизнь — своего рода жизнь. Чары следовало поддерживать постоянно. Остановка потока магии привела бы к немедленному разложению тела. Это, однако, не составляло труда для Анхарата — труднее было справляться с непроизвольными действиями вроде дыхания или моргания, но он и их освоил. Использовать труп Калижкана становилось все затруднительнее по мере его распада. Все больше силы требовалось, чтобы одевать приворотными чарами эту гниющую шелуху. Теперь Анхарат заботился лишь о том, чтобы кровь бежала по жилам и воздух наполнял легкие, а чувства вкуса, осязания и обоняния работали неизмеримо лучше.
Сидя у себя в шатре, он смаковал тонкое вино. Анхарат предпочитал свой естественный облик, но подумывал сохранить этот еще на несколько лет, чтобы полностью испытать удовольствия человеческой плоти. Они оказались куда пленительнее, чем он мог вообразить. Возможно, это дар природы, скрашивающий людям их короткую, длящуюся лишь несколько мгновений жизнь. Эмшарас в свое время открыл для себя эти удовольствия, а теперь их познал и Анхарат. Неудивительно, что братец проводил столько времени со своей чернокожей.
За стенами шатра слышались звуки вечернего лагеря. Люди, дребезжа мисками, выстраивались в очереди за едой, рассказывали истории, пересмеивались, и от костров тянуло дымом.
Мертвецов своих он распустил — их пустые, безответные глаза вызывали беспокойство у офицеров. Энтукку он тоже убрал из города, позволив перепуганному населению вернуться к подобию нормальной жизни. В Юсе погибли тысячи, и никто из живых не мог взять в толк, что толкнуло их буйствовать и убивать. Странно, но энтукку, привыкшие питаться ужасом и болью, равным образом упивались захлестнувшим город раскаянием. Эти люди — неистощимый источник самой разнообразной пищи.
Анхарату не терпелось произвести над ними другие, новые опыты.
Бледный свет озарил шатер. По коже Анхарата пробежал холодок, и он повернулся в ту сторону со словами заклинания на губах. Над жаровней с горящими углями выросла призрачная фигура. «Не Калижкан ли это вернулся?» — с любопытством подумал Анхарат.
Но черты призрака определились, и Анхарат задрожал от гнева. Он шагнул вперед, одержимый желанием вырвать сердце из груди пришельца. Тот, чернокожий и голубоглазый, был одет в белое, на лбу блестел золотой обруч.
— Здравствуй, брат, — сказал он.
Гнев душил Анхарата, мешая ему говорить, но он овладел собой. Если призрак задержится здесь подольше, можно будет проследить за ним и найти его источник.
— Где ты скрывался все это время, Эмшарас? — спросил Анхарат.
— Нигде, — ответило привидение.
— Ты лжешь, брат. Это я был осужден влачить существование в аду Нигде вместе со всеми иллогирами, но тебя не было там. Не было тебя и среди людей — я знаю это, ибо разыскиваю тебя четыре тысячи лет.
— Я не скрывался, Анхарат. И в мои намерения не входило держать наш народ в пустоте вечно.
— До твоих намерений мне дела нет, предатель. Знаешь ли ты, что я уничтожил все твое потомство?
— Не все. Один еще жив.
— Он умрет, и я заберу младенца. Тогда совершенное тобой зло будет исправлено, и иллогиры опять вернутся в этот мир.
— Да, они вернутся, но не смогут пить ни воду, ни вино, не смогут нежиться на солнце.
Заклинание, способствующее розыску, почти полностью сложилось в уме Анхарата.
— Итак, брат, ты не хочешь сказать мне, где был все эти тысячи лет? Может быть, ты жил в человеческом теле? Пил крепкие вина и спал с красивыми женщинами?
— Нет, Анхарат, ничего этого я не делал. Откуда, по-твоему, взял я силу для Великого Заклятия?
— Не знаю и знать не хочу, — солгал Анхарат.