Книга Умница, красавица - Елена Колина

«Сучка» – это было самое мягкое слово, и этот неожиданно грубый, нехарактерный для него язык испугал Соню гораздо больше, чем соленый вкус крови, все еще текущей из разбитой губы.

Но вот странность – чем больше он был не похож на себя, чем больше он твердил немыслимые, не его слова – «сучка, сучка», тем более виноватой она себя чувствовала и тем нестерпимее жалела мужа. И почему-то вспомнила маленького Антошу – когда она вдруг от него отвлекалась, он немедленно начинал плохо себя вести, чтобы она обратила на него внимание.

То, что Головин сделал дальше, было странно, невероятно: он усадил ее на край ванны, а затем наклонился, снял с нее сапоги, взял из ее рук тапочки и надел на нее. И это испугало ее по-настоящему, до дрожи, до плача.

– Что?.. – прошептала Соня. – Что ты, зачем…

– Не знаю, – деревянным голосом сказал Алексей Юрьевич, – наверное, я… не знаю… я же тебя люблю…

– Нет, нет… – всхлипнула Соня, – нет…

– Хорошо. Давай без лишних эмоций, – сухо отозвался Головин, – я все тебе сказал.

Часа в три ночи – они так и сидели, он на перламутровом троне, она на краю ванны – Алексей Юрьевич перерешил задачу.

И опции открылись: развод означал не силу, а слабость. Развод – это неудача, а неудачи существуют для других, не для него. И другая возможность, второй вариант: поступить так, как ОН считает нужным, не пойти на поводу у другого человека, у ее любовника, не впустить в свою жизнь чужую волю. Не позволить случайным факторам вмешиваться в ЕГО решение задачи, в ЕГО планы. Ведь в его планы не входило отпускать Соню.

– Думай о себе, Соня. Мир устроен так, что счастье одних возможно только при несчастье других, – сдержанно произнес Алексей Юрьевич и неприятно улыбнулся. – Правда, остается вопрос, почему именно я должен быть несчастным?..

Соня не знала, почему именно Головин должен быть несчастным.

…И боязнь СЛИШКОМ счастья, и Эрмитаж не были самой правдивой Сониной правдой. Самой правдивой Сониной правдой было то, что другому человеку и в голову бы не пришло.

А ей вот пришло. Оставить, бросить, исчезнуть навсегда, предать – сама мысль об этом была ей не то чтобы противна, но… в общем, да, противна. Она точно знала, каково это, когда тебя оставили, бросили, предали.

Не то чтобы взрослая Соня всю жизнь носила с собой свой детский ужас и недоумение – за что?.. Не то чтобы она до сих пор размышляла, почему ее папа так и не захотел ее увидеть. Хотя бы разочек. Не то чтобы ее детский страх предательства превратился в невозможность предать самой… Но, в общем, да.

Да, это было именно так. Нина Андреевна с Фрейдом очень обрадовались бы, получив такое практическое подтверждение своей науке. Соня и правда очень боялась предать, бедная маленькая Сонечка…

Бедная Соня, она все прикидывала, все взвешивала на точнейших весах – кто же из них двоих несчастнее? Кто, кто? Любимый, чуть не плачущий от любви Алексей Князев или Алексей Юрьевич Головин, НЕлюбимый, НЕ любящий ее? Кого МОЖНО оставить, бросить, предать? Сравнивать чужое несчастье запутаешься, вот она и запуталась. Вот такая самая правдивая правда и такая глупенькая Соня. Ну что же делать – Соня была довольно сложно устроенная девушка, и у нее было много разных мыслей, а среди множества разных мыслей легко могут найтись такие, которые другим людям покажутся глупенькими…

И к Соне пришло решение, второе за день, но опять единственно возможное – попросить прощения и, если он ее простит, все начать сначала. Без подробностей. К чему причинять ненужную боль? Хватит и той, что уже есть.

Соня попросила прощения и пообещала все начать сначала. Алексей Юрьевич ее не простил: это было бы неправильно и унизительно – простить, но согласился начать сначала.

Был ли это экспромт – про счастье ценой несчастья другого? Был ли Головин случайно, бездумно искренен с Соней, или же эти его слова были всего лишь частью мгновенно родившегося плана, элементом правильного решения задачи, – Алексей Юрьевич и сам не знал… Алексей Юрьевич был ОЧЕНЬ УМНЫЙ ЧЕЛОВЕК и понимал Соню, как очень хорошо, просто отлично выученный материал. А экспромт и есть следствие хорошо выученного материала.

Любил ли он Соню?.. Для этого ему нужно было прежде ответить на вопрос, что такое любовь, а Алексей Юрьевич предпочитал не думать о пустых вещах, а правильно организовать свою жизнь. А этой ночью правильная организация означала примирение и его возвращение в супружескую постель.

…Но отчего-то их примирение этой ночью, торопливое, с закрытыми глазами и сжатыми губами, не примирило их, а, наоборот, еще больше отдалило друг от друга. Словно ярким светом высветилось между ними что-то невозможное.

Алексей Юрьевич сделал Соне больно. От боли она вцепилась зубами в подушку, и, когда все закончилось, на подушке отпечаталась смешная рожица – два мокрых глаза и след от зубов… Такую свою внезапную изнеженность Соня отнесла на счет беременности – пусть она была еще незаметной, но она все же БЫЛА, и беременности были не показаны Сонины рефлекторное нежелание и рефлекторная нелюбовь.

Соня была уверена, что поступила правильно, вот только почему-то лежала с закрытыми глазами, будто она не рядом с мужем, а в другой галактике и между ними много-много световых лет. И почему-то Алексей Юрьевич, не самый тонкий человек на свете, не самый чувствительный, встал потихонечку в своей другой галактике и ушел от Сони в кабинет, без объяснений.

…Алексей Юрьевич был, конечно, не самый тонкий человек на свете, но и не такое тупоголовое существо, чтобы его можно было обмануть отданным ему на десять минут Сони-ным не любящим его телом. А Соня думала, что ТАКОЕ?..

Соня спала одна и видела сон. Смотрела свой сон и плакала.

– Гадко так мучить нас, – неприязненно говорил ей Алексей Юрьевич.

– Гадко, гадко, нельзя отрубать нам хвост по кусочкам, – говорил Князев.

– А почему я? Почему я?! Сами рубите ваши хвосты. Брак – это выбор навсегда. Двое даны друг другу навсегда. Я не могу выбрать… А вдруг я выберу неправильно? У меня может быть десять браков, но хотя бы один должен быть настоящий, то есть навсегда. Иначе я стану плохой.

Во сне они оба любили ее, ничего более трагического не могло быть – они оба любили ее, не физически, а просто любили… А она говорила:

– Ну зачем вам я, полюбите кого-нибудь другого, другие не хуже… А может быть, вы полюбите друг друга?..

Князев полночи просидел в машине под Сониными окнами. Телефон конечно же не отвечал, окна были темны, и часа в три Князев так зло и резко нажал на газ, что на визг тормозов из подъезда высунулся охранник, вдохнул запах паленой резины и подумал: «Нет у этих новых русских ни стыда ни совести». А Князев вылетел с Таврической улицы, а затем и из Питера на максимальной скорости, которую только способен развить «ягуар», когда его хозяин оставляет позади себя унижение под темными окнами, любимую женщину, всех обманутых мужей на свете и от километра к километру твердит: «Завтра, завтра, завтра». Она же сказала, что прилетит завтра.