Книга Пойми и прости - Дж. П. Моннингер

Она улыбнулась. У нее были ласковые, добрые, уставшие глаза. Затем она взяла Джонни на руки. Я держала его за крохотный кулачок, пока женщина снова не улыбнулась и не встала.

— Спасибо, что посидела с ним, — сказала она. — У тебя доброе сердце, я в этом уверена.

— До свиданья, Джонни.

Она кивнула и взяла малыша поудобнее. Она растворилась среди разбросанных стульев и людей, пока бледное, словно луна, личико Джонни мирно лежало на ее плече.

48

Родители Констанции знали Джефферсонов, это было частью их дипломатической миссии во Франции, и именно в их владениях их дочь выходила замуж. Это было восхитительное место с роскошными садами и огромным каменным желтоватым георгианским особняком, который плотно сидел во главе кругового проезда из белого гравия. Пол Джефферсон учился в колледже вместе с папой Констанции, Билли, и сама идея того, что человек может быть настолько добр к дочери своего соседа по комнате — позволить провести у себя свадьбу, пускай и небольшую, — каким-то образом перекликалась с нашей девичьей дружбой. Мы сделали бы то же самое для своих подруг, никто в этом не сомневался. И когда в одну прекрасную апрельскую субботу миссис Глория Джефферсон провела Констанцию на второй этаж, чтобы помочь ей одеться, она открыла перед нами двустворчатые двери балкона, который выходил во двор. Там мужчины в синих комбинезонах расставляли стулья, а цветочница сбрызгивала водой фиалки, выбранные Констанцией.

— До чего же это красиво, — сказала Констанция. — Даже не знаю, как отблагодарить вас, Глория. Это именно то, о чем я всегда мечтала.

— О, я всю жизнь хотела провести здесь свадьбу, — ответила Глория. — У меня есть сыновья, но, к сожалению, они отказываются потешить мать. Может быть, с сыновьями немного легче в некотором смысле, но с ними не так весело.

Она была высокой брюнеткой с густыми волосами и крепкими широкими плечами. Когда-то она занималась плаваньем брассом и однажды, поздней зимой, на Олимпийских играх встретила своего мужа. Ее тело оставалось спортивным, поэтому меня не удивило, когда мама Констанции, Гейл, поведала нам, что Глория до сих пор плавает каждый день, чтобы поддерживать форму.

Констанция обняла ее. Констанция, прекрасная Констанция.

В силу своего характера Констанция не хотела приглашать ни визажиста, ни парикмахера. Она выбрала свое платье лишь из-за его простоты. Это было белое платье длиной до середины икры, со сборкой на талии и прозрачным кружевным корсетом. Из всего разнообразия обуви Констанция предпочла белые балетки. Стоя напротив большого зеркала, она воплощала собой идеальную невесту, а ее руки, держащие букет из цветов качима и ириса, слегка дрожали от волнения. Ее мама отправилась искать свое место, а мы просто стояли позади Констанции, пока она молча смотрела то на меня, то на Эми. Из окна слышались голоса, и музыка — джазовый квартет, естественно, для Рафа — тихонько зазвучала фоном, когда подруга развернулась к нам.

— Когда пройдет много лет, напомните мне, как счастлива я была в этот момент, — попросила она. — Напомните, если я вдруг забуду. Не давайте мне окрасить этот момент другой эмоцией. Что бы ни случилось между мной и Рафом, этот момент — настоящая правда, я чувствую это сердцем и прошу вас это запомнить.

— Обещаем, — сказали мы с Эми.

Настало время выходить. Пришла Глория и улыбнулась нам.

— Мы готовы, — простодушно сказала она.

Мы с Эми вышли на ковровую дорожку. Констанция не хотела затягивать свадебный марш, поэтому вышла почти сразу же после нас. Держась за папину руку, она шла, не отрывая взгляда от Рафа. Раф стоял рядом с мистером Джефферсоном, которого попросили провести церемонию.

Пока Констанция шла по дорожке, джазовый квартет молчал. Вместо этого звучала запись Йо Йо Ма[16], играющего одну из композиций Эннио Морриконе. Это была прекрасная утонченная мелодия. Констанция, я знала точно, любила виолончель и Йо Йо Ма чуть ли не больше всего на свете. У нее были все его записи, она часто слушала их дома и даже в школе, когда у нее было хорошее настроение. И теперь она заставила всех остановиться и послушать его чарующую музыку, восхититься ее красотой, прежде чем вернуться к празднованию.

Констанция мягко ступала по ковру, с улыбкой глядя на каждого из гостей и согревая ею всех до единого. У алтаря невеста поцеловала своего отца, тот прошептал ей что-то на ухо и снова получил поцелуй — до чего же нежный момент. Констанция подошла к маме и поцеловала ее. Затем она взяла за руку Рафа, и весь мир, казалось, замер.

Ксавьер Бокс пригласил меня на танец. Мы хорошо ладили и, должно быть, очень много выпили. На нем свободно висел галстук, а волосы торчали, словно щетинки щетки для обуви. Его глаза были влажными, но не от эмоций, а от количества выпитого им алкоголя. Я сбросила туфли и наслаждалась ощущением от гладкого, скользкого деревянного танцпола. Это было… хорошо. Чертовски хорошо. Я искала взглядом Джонни и его маму, но так их и не нашла.

Кроме того, я так и не нашла Джека, но это совершенно другое.

Удивительно, что Ксавьер был одним из парней, которые умеют танцевать свинг.

И ничуть этим не хвастался. Он схватил меня за правое запястье, дернул, я закрутилась волчком, он поймал меня за талию, отклонил немного назад и раскрутил в другую сторону. Я чувствовала себя, словно йо-йо. Как Йо Йо Ма. Как бумажный язычок, с сиплым гудком разворачивающийся и тут же сворачивающийся обратно. Ледяные голубые глаза Ксавьера следили за мной повсюду. Я понимала, что он симпатичный, действительно симпатичный, и гадала — пока он снова кружил меня, — почему на меня не действуют его чары? Почему на меня не действуют чары любого мужчины последние девять или десять месяцев? В этом не было ни толка, ни смысла, поэтому, когда Ксавьер прижал меня к себе, я задумалась. Хм-м-м-м. Дважды хм-м-м-м.

Поглядев на обеденный стол, я заметила, что за мной радостно наблюдает Эми. Она, очевидно, благословила все, что могло случиться между мной и Ксавьером.

— Где ты научился так танцевать? — спросила я Ксавьера, когда танец закончился. — Ты настоящий мастер.

Он обнял меня за талию и провел с танцпола. Это случилось? Я действительно прижалась к нему и, игриво откинув волосы, соблазнительно улыбаюсь, глядя в его полярно-голубые глаза? Казалось, я разучилась это делать. Я чувствовала себя деревянной и нелепой. Искусственной и фальшивой. Я пообещала себе, что больше не буду пить. Решила, что еще один бокал может все испортить.

— Да так, — сказал он, провожая меня к бару. — Некоторым движениям меня научила мама на нашей кухне. Она любила танцевать — моя мама, очень любила. Мы устраивали танцевальные вечеринки, когда папа уезжал в командировки, а уезжал он часто. Мои сестры брали уроки танцев, поэтому у меня были довольно строгие учителя. Они чуть ли не силой заставляли меня стараться.