Книга Коллекционер желаний - Надежда и Николай Зорины

– Я люблю тебя, Ниночка.

– Я тебя тоже. До встречи в маленьком домике.

– Может, за тобой заехать? Ты говорила, машина сломалась.

– Не стоит. Сама доберусь.

Нинель отключилась. Женя вздохнул с облегчением.

Значит, она совершенно не в курсе последних событий. Не в курсе того, что теперь она просто бедная, даже нищая вдова без всяких перспектив на новое замужество. Менты ничего не сказали, а может, еще и сами не знают, что фирма «разорена», после новогодних праздников объявит себя банкротом. Прекрасно, прекрасно. И звонки Мишины – лже-Мишины – прошли. Она не догадалась о подмене. Отлично, отлично. Легко и просто работать с клиентом, который ни о чем не догадывается.

А Нина-то думает, что это он, Женя, ее клиент, который ни о чем не догадывается. Готовит для него спектакль, наверное, лучший свой спектакль в жизни, репетирует роль. Не подвел бы Гаврилов. Если он просмотрел какую-нибудь «улику» и если она найдет…

Маловероятно. Да у Нины и не будет времени шарить по ящикам, прослушивать автоответчик – подготовка к убийству требует сил и настроя, тем более к такому убийству. Что изобретет она на сей раз? Этот домик на окраине выбран удачно. Нина специально его сняла – конечно, для этой цели. Тогда она объяснила, что нужен он им на случай, если придется некоторое время отсиживаться после операции «Миша» – ему или ей. Он сделал вид, что поверил. А Нина действительно поверила, что он поверил. Потому что все еще считает его маленьким, глупым мальчиком, который любит ее беззаветно и преданно. Слишком уж она самоуверенна. Убийце нельзя быть столь самоуверенным – притупляется бдительность, и тогда убийца и жертва могут поменяться местами. Никогда Нина этого не понимала. Даже странно, что жива до сих пор. Видно, с такими же самоуверенными и несомневающимися всю жизнь имела дело. Только это ее и спасало.

Как она удивится, должно быть, когда поймет… Нет, нет, удивиться он ей не даст – слишком большой риск, успеет опомниться, сообразить, и тогда неизвестно, чем все закончится. Все-таки Нина очень-очень опытна в подобных сценических постановках. Жаль, конечно, что нельзя позволить ей хоть что-то понять. Пусть до самого конца пребывает в неведении.

До начала спектакля всего полтора часа. Что сейчас она делает? Вероятнее всего, подбирает костюм. Черное платье он отверг, что же она выберет? Что на этот раз будет соответствовать ее роли? Вот она подходит к шифоньеру… Перебрасывает «плечики» – ни на чем остановиться не может, все не то, все не то, кроме черного платья. Он испортил ей праздник – надеть-то и нечего! Разделась, стоит перед зеркалом, голая, – почти совершенная талия, почти совершенная грудь. Так она думает, потому что слишком самоуверенна, слишком любит себя. А еще она думает, что самый лучший наряд в ее случае, даже лучше черного платья, – тот, в котором она сейчас, – наряд Евы. Может, переделать сюжет? И пусть убийство произойдет в постели? Да, да, напоследок она подарит ему свое тело.

Но все-таки что же она выберет? Бежевый свитер и юбку? Нет, плохой выбор, бежевый цвет ей не идет…

Сколько там до начала осталось? Час. Пора ехать. Нужно прибыть раньше. На всякий случай. Как знать, может, он и не все угадал, не нарваться бы на сюрприз.

Снова зазвонил телефон. Нина. Почему она звонит, ведь обо всем договорились. Неужели нашла письма или… Неужели Гаврилов не…

– Знаешь, милый, лучше заедь за мной. Думала взять такси, но это неудобно.

Ты права, неудобно. Зачем нам свидетель? Как же ты с самого начала не сообразила? Растеряла весь свой профессионализм, пока под теплым Мишенькиным боком отлеживалась.

– Где мы встретимся?

– У «Балтики». От моего дома недалеко, и народу там всегда много. Да и надо же что-нибудь купить. Ни продуктов, ни выпивки в нашем маленьком домике нет.

– Хорошо. Минут через двадцать буду.

– Нет, через двадцать рано, я еще не готова. Подъезжай через сорок.

Не готова. Ну да. Последняя репетиция. Нужно наложить грим, смазать оружие.

– Ладно, жду. Через сорок минут у «Балтики».

– Я люблю тебя, милый, очень люблю.

Любит, любит, конечно. Но это нисколько не помешает ей…

– Я тоже тебя люблю.

Положила трубку. Только бы теперь ей не пришло в голову позвонить Павлу – отвечать-то больше некому: нет ни первого, ни второго.

Все-таки она ужасная дрянь! Никогда он не мог простить ей измены. С Мишей. Ну, а когда появился Павел… Все решило появление Павла. Тогда и возник его план. Даже если она не предложила бы свой, его план не мог не возникнуть. Он убил бы ее все равно. Она виновата в том, что он – это он без нее.

Обманщица, изменница, убийца! И дрянь, дрянь, дрянь. Всегда, всегда она его обманывала и бросала. На нее никогда нельзя было положиться. Да ее с самого начала нужно было убить. Вместо Лехи. Пожалуй, в этом и заключалась его главная ошибка. Вся жизнь бы пошла по-другому.

Ну что ж, пора ошибку исправить.

Телефон. Что еще не слава богу? Обнаружила-таки?

– Я люблю тебя, Женечка, – Нина всхлипнула.

Плачет? С чего бы это?

– Я тебя так люблю, – всхлипывает и всхлипывает. И говорит в нос – совсем расклеилась. – Мальчик мой, самый любимый мой мальчик. Я хотела сказать… Нет, потом. Подъезжай прямо сейчас к «Балтике», я не могу ждать. Я очень, очень тебя люблю.

– Случилось что-нибудь, Ниночка?

Черт возьми! Конечно, случилось. Позвонила на мобильник Павла, поняла, что больше его нет и надеяться не на что.

– Ничего не случилось.

– Ты плачешь?

– Нет. Я нашла…

Господи! Неужели письма? Придурок Гаврилов! Да что с него взять – мент он и есть мент.

– Я нашла письмо. Ты, наверное, не помнишь, ты мне написал письмо.

– Какое письмо?

– Я так и думала, что не помнишь. Мы только приехали в этот город, ты тогда все дулся, никак не мог мне простить… А потом мы с тобой поругались, дело чуть не дошло до разрыва, ты сбежал и недели две не показывался. Я начала беспокоиться, даже Мишу подключила на твои поиски. И тут вдруг письмо. Помнишь?

– Что-то припоминаю. Смутно. Кажется, я просил прощения?

– Да. Но дело не в том. Сколько нежности, сколько любви! Ты действительно так тогда меня любил? Мальчик мой нежный, любимый мой мальчик. Хочешь, я тебе зачитаю?

– Нет, не стоит.

– Только несколько строчек. Про дождь.

– Про дождь? Я что, и тогда писал про дождь? Однако детство мое затянулось.

– Ты всегда был поэтом, Женечка, самым лучшим поэтом. Я была не права, когда говорила… Я вообще была не права. Прости меня, Женечка, за все прости.

– Ну что ты.

– Я должна была тебе сказать… Одну вещь. Не знаю, как я могла не сказать.