Книга Изгои Рюрикова рода - Татьяна Беспалова

Предусмотрительный Миронег выложил на каменную столешницу одну деньгу. Остальные же две увязал в подол рубахи, да в разные места, чтоб ворье не дозналось. И вроде бы в полумраке корчмы никто за ним не надзирал. Тем не менее и квас, и брага, и отлично приготовленная морская рыбёшка, и местный тонкий, пресный хлеб явились незамедлительно. А деньга так стремительно исчезла в ладони служителя, будто сама туда впрыгнула.

Стоило лишь Миронегу приняться за еду, а гусь тут как тут: тянет шею, щёлкает клювом. Миронег посматривает на птицу искоса, а сам, знай себе, рыбёшку в рот кидает да брагой запивает. Вот уж и ощутил раб Божий похвальное, благостное состояние: пустоту в голове, мир в душе, негу в членах, подвижность в языке.

– Эх ты, птица! – молвил Миронег, предусмотрительно отодвигая от края стола тарелку с хлебом. – Таскайся по корчме, клянчи, пока жив. А в вечеру свернёт тебе кухарь шею да и насадит на вертел! Экий хвост-то у тебя ощипанный! И вовсе нет хвоста-то! А крылышки-то! А крылышки! Гляди-ка – тоже не целые!

Гусь между тем тянул шею, косил глазом, норовя вспрыгнуть на лавку, стянуть у благодушного едока ломоть хлебца. Миронег залил брагу квасом, икнул и продолжил беседу:

– Эх, брат мой, гусь! Едал я таких вот в Чернигове на Масляной неделе, да за княжеским столом! Помню… ик… отменно зажаренного брата-гуся с яблоками и красною смородиной! Жирный был, лапки такие… Дай-ка тебя пощупаю, сколько ты жирен!

Миронег оказался много проворней, чем мог ожидать гусак. Схватил птицу за бока, приподнял, прижал к груди.

– Га-га-гааа! – гусак верещал, трепыхался, щёлкал клювом, больно щипал пленителя, бил крылами.

– Оставь, нечестивый, священную птицу Возгаря! – возопил на чистом русском языке тощеватый малый.

Немногочисленные в этот ранний час посетители корчмы уставились на него, оставив на потом выпивку и досужие разговоры. Незнакомец же кинулся к Миронегу из дальнего, тёмного угла едальни, простирая перед собой руки. К чахлой, общипанной его бороде прилипли ошмётки полбяной каши. Плащ, скрепленный на плече причудливой кованой фибулой, распахнулся, открыв взорам зевак неимоверно загаженную тунику. На шее незнакомца брякала и искрилась толпа изваяний. Глиняные, отлитые из металла, вытесанные из камня, вырезанные из дерева хари мерзких демонов бросали на православного христианина преисполненные сатанинского ехидства взгляды. Незнакомец отобрал у сомлевшего от страха Миронега птицу, лягнул его деревянной подмёткой в бок, обдал густой бражной вонью.

– Что за диво? Слышат ли мои уши русскую речь, или я обознался спьяну? – лепетал Миронег.

– Русичи дерутся, – сказал кто-то в углу на ромейском языке. – Дрянной народ. С утра пьют неразбавленное вино или перебродивший мёд. Что же будет вечером? Пойдем-ка от греха, Мелентий! Знаю я эту породу! Сначала изобьют друг друга, а потом и за нас, ромеев, примутся!

– Как твоё имя, заблудшая душа? – Миронег старался говорить возможно ласковей.

Тем более что в том углу корчмы, куда незнакомец понёс гуся, стол был уставлен всевозможными яствами, в числе которых оказались и отменно зажаренный поросёнок, и исходящий паром горшок с полбяной кашей, и фрукты, и вино в высоком кувшине. Там, возле очага восседал важного вида человек в блестящем бронзовом венце и шёлковой, лиловой тунике. Он гордо дыбил огромную бороду, вращал очами и внятно бранился на всех известных Миронегу языках. И на его шее алчущий взор Миронега также узрел атрибуты волховского ремесла.

– Не станете же вы есть столь прекрасную птицу, будучи уже вполне сыты и пьяны… – растерянно пробормотал Миронег.

– Не желаешь ли присесть, христианин? – гордый венценосец перестал браниться и вонзился в Миронега пронзительным взглядом. – Я служу управителю этих мест, князю Давыду Игоревичу и зовусь Возгарем. Ты, чужестранец, из каких мест явился? Уж не из Царьграда ли? Нам ведомо: нынче утром к пристани пришли корабли. Вот я и спрашиваю тебя: не Амирама ли Лигурийца ты слуга?

– Я ничей не слуга, – отвечал Миронег.

Пользуясь случаем, он подсел к столу Возгаря, сам себя щедро оделил огромным ломтем свинины и теперь пребывал в растерянности: грызть ли ему свиную грудинку или отвечать на расспросы?

Черниговский уроженец уплетал свиную грудинку, и треск разгрызаемых им костей мешал ему разбирать грубые и напыщенные речи волхва. Да и так ли уж важны соблазнительные речи пособника сатаны, если изголодавшееся чрево требует мясной пищи? Ах, свининка! Как жаль, что в кочевьях племени Шара не разводят поросят!

– Ты слышишь ли меня, христианин? Всыпь-ка ему, Борщ! – и ученик волхва довесил звучную оплеуху к словам учителя.

– Я зовусь Миронег. А крестильное имя я тебе, язычнику, нипочём не назову. Я мечтаю приобщиться к священническому сану! – выпалил Миронег, вытирая сальные руки о край Борщёвого плаща. – Да что же ты озлился, невежда? Ты и так грязен и вонюч. Разве что серой от тебя не несет. Странно! Не подручный ли дьявола ты?

Возгарь вдруг умолк, выкатил на Миронега налитые молодым вином очи. Борщ сидел на скамье ни жив ни мертв, прижимая ко впалой груди задремавшего гуся.

– Но я дьявола хоть и опасаюсь, – продолжил Миронег, утирая рот своею же бородой. – Но имею отличное средство против бесовских плутней.

Миронег крестился размашисто. На пол полетела сбитая им глиняная миска, да и Борщ получил чувствительный тычок локтем в бок.

– Дьявола нет! – рявкнул волхв, и дощатая дверь корчмы сама собой закрылась с громким стуком, будто её кто-то толкнул снаружи.

– Духи земли, огня, воздуха, воды – все суть высшие существа. Помыслы их темны для людей, пути их неисповедимы… – выл Возгарь, потрясая посохом. – Аа-а! Лживые предатели отеческих верований! Озлится Ярило! Опалит вам бороды своим огненным зраком!

– Кто не верит в дьявола, у того и Бога нет в душе, – лепетал Миронег. – Найти в себе силы, дабы отрешиться от бесовских учений…

Внезапно Возгарь умолк, поперхнувшись собственной бранью. Он по-прежнему таращил глаза, но теперь его внимание было обращено совсем в иную сторону. Гусь реготал и хлопал крылами, выпущенный Борщом на пол. За спиной у Миронега дощатая дверь снова хлопнула.

– Вот он, посланник наисветлейшего! – Возгарь молитвенно сложил ладони.

* * *

Незнакомец вошёл в корчму бочком. Миронег в изумлении уставился на его цветастый, увешанный подвесками тюрбан. Экая вычурная штука на никчёмной башке! А под тюрбаном согбенная спина, крючковатый нос, узкие глазёнки, обрамлённые сеткой морщин. Бородёнка узкая изжелта-седая, пейсы из-под тюрбана свисают, в руках коралловые чётки, на груди талисман в виде шестиконечной звезды Давида.

– Жидовин… – пробормотал Миронег. – Неужто и иудеи по корчмам болтаются? А коли и так – очень кстати. Вот этот вот, достойнейший из мужей, хоть и иноверец…

Возгарь уставил мутный взгляд на вошедшего, пихнул Борща под столом ногой, да промахнулся и попал как раз Миронегу по мослаку.