Книга Царство Прелюбодеев - Лана Ланитова

Острые пики башен терялись в темном ночном небе – с земли не было видно их вершин. Гранитные стены, возведенные из больших, ровных, прямоугольных валунов выглядели столь монументально, что в сердце закрадывалась тревога: меня, пожалуй, здесь будут бить и пытать, но сбежать, отсюда не удастся. Маленькие решетчатые оконца таились в глубине гранитных анфилад и располагались настолько высоко от земли, что только птицы могли приблизиться к этим жутким «глазницам замка». Прямоугольные, темные бойницы едва проступали в вышине, густой туман клубился в их потемневших от времени, покрытых мхом, нишах, где прятались хищные вороны или вили гнезда летучие мыши.

Не было видно ни конца ни края этим высоким серым стенам. Казалось, что жилище Виктора начинается здесь на холме, но не заканчивается, уходя в лабиринты неведомого макабрического пространства. Лишь с левой стороны высокой стены Владимир заметил глянцевые скелетообразные деревья – продолжение Черного леса. Их острые кроны, подобно гигантским вилам, царапали влажные от мороси валуны. Далее каменные башни таяли, делались невидимыми человеческому глазу.

Владимир ступил на тропинку, ведущую к чугунным решетчатым воротам. Он чувствовал себя овцой, идущей на заклание. Пару раз мелькнула крамольная мысль: «А не броситься ли назад? Но там этот жуткий мост… Да и куда бежать? Он все равно меня везде отыщет. Из-под земли достанет. А я, собственно, и так давно под землей…»

Ему пришлось все время подниматься в гору – замок находился на внушительном известняковом холме, поросшем сине-зеленой мелкой травой. Среди травы попадались пятнистые, розовые и серые мраморные валуны. Холм с замком, залитый лунным светом, производил ошеломительное, и вместе с тем гнетущее впечатление. Приблизившись, Владимир заметил, что возле решетчатых ворот, а также над ними, в каменных уступах, едва различимых арках, переходах от одной крепостной стены к другой, в складках гранитных анфилад, над маленькими оконцами и на карнизах под ними – всюду сидели и лежали, стояли на задних лапах, или готовились к прыжку каменные изваяния черных и серых, разномастных горгулий. У этих стражников были более крупные размеры, чем у его домашних самочек горгулий, и свирепый, доводящий до животного ужаса, вид.

Он подошел к воротам, поблизости не было ни души. Каменные горгульи, к счастью, не подавали признаков жизни. «Есть ли здесь звонок? Или надо постучать?» – Он робко протянул руку, костяшки пальцев больно ударились о чугун, не вызвав даже звука. – «Как же Виктор услышит, что я пришел?»

– Я здесь! Откройте, пожалуйста, ворота! – крикнул Владимир, подняв высоко голову. Но крик вышел слабым, из горла не шли громкие звуки – казалось, будто рот забит клочьями ваты. Или его крик подхватил порыв ветра, унесший звуки в гранитовую высь.

Через пару минут, прошедших в полнейшей тишине, чугунные ворота дрогнули и стали со скрипом подниматься. Навстречу никто не вышел. Он прошел внутрь строгого прямоугольного двора… Лунный свет стал ярче, казалось, что к нему добавился свет тысячи огненных факелов. Внутреннее устройство замка напоминало средневековые замки Европы, но таких замков Владимир не видел ни во время поездок, ни на картинах или старинных гравюрах, такой замок не мог даже стать плодом его бурной фантазии…

Пышное убранство владений Виктора шло дальше самых смелых фантазий и напоминало о том, что тут живет не простая личность, а великий государь или восточный правитель.

Пол огромного двора был выстлан светло-серой хрустальной плиткой, напоминающей по цвету прозрачный, дымчатый опал. В каждой плитке томился замурованный белый цветок раскрытой лилии или соцветие из двух или трех цветов. И сами плиты соединялись меж собой таким образом, что создавался диковинный, пляшущий в лунном свете, узор. С двух сторон двора открывался вид на искусственный сад. Все деревья этого сада были посажены в мраморные и малахитовые горшки. Часть из них казалась натуральными – зеленая листва дышала изумрудной свежестью. Нежные зеленые ветки усыпали крупные розовые, белые и сиреневые цветы. В некоторых горшках цвели благоухающие розы различных сортов и расцветок: от кипенно-белого и алебастрового, до шафранно-желтого; от нежно розового, цвета Авроры и «бедра нимфы»[94] до ярко-пурпурного, карминного и почти черного оттенка. Над цветами стояло густое облако розового аромата. Владимир не смог удержаться: с благоговейным восторгом он подошел к одному из цветков и вдохнул знакомый и такой далекий запах, пальцы коснулись нежных соцветий. Бледно-желтые лепестки, туго скрученные в чуть распустившийся бутон, были прохладны и плотны на ощупь, на крайнем лепестке, словно слеза, застыла капелька росы.

Другие горшки приютили неживые деревья, а из чистого червонного золота. Лепестки и цветы были изготовлены искусным ювелиром и переливались, горели так, что слепли глаза. Вместо лепестков на цветах красовались драгоценные камни… Здесь были деревья, усыпанные гирляндами окатного жемчуга, сапфировыми, нефритовыми, берилловыми и лазуритовыми цветами; амарантовыми, рубиновыми соцветиями, напоминающими раскрытые маки. С искусственных шпалер спускались гроздья настоящего винограда, перепутанные с изумрудными листьями искусственного; аметистовые, александритовые, янтарные виноградинки горели яркими искрами, множились фейерверком огненных всполохов. В блестящих, острых на вид листьях прятались наливные розовые яблоки, выточенные из неведомого драгоценного камня с золотыми прожилками. Здесь были горшки с чудесными фиалками из сапфира, бутоны тюльпанов из розового рубина, топазовые хризантемы и опаловые лилии… Самым красивым показался куст жасмина, созданный из изумрудов и крупных алмазов, бриллиантовой огранки. Вдалеке послышался плеск воды – ближе к правой стороне располагался фонтан из чистого золота…

– Месье Махнев, вы долго еще будете цветами любоваться? – услышал Владимир за спиной низкий мужской голос. – Вас давно уже ждут.

– Ах, простите, – пролепетал Владимир и обернулся, чтобы посмотреть на говорящего.

На уровне глаз он никого не обнаружил. Взор опустился ниже – снизу вверх на него смотрел мужчина-карлик с большой головой и короткими, развитыми руками, одетый в восточный костюм. На голове карлика красовалась красная феска; короткие ножки, облаченные в шелковые синие шальвары, венчались розовыми парчовыми туфлями с загнутыми к верху носами; на широком поясе болтался кривой турецкий кинжал. Низкий густой баритон не соответствовал внешности странного малютки.

– Следуйте за мной, – важно проговорил карлик и кивнул головой.

«Странно… Снова карлик, – подумал Владимир. – Хотя, этот не похож на Фрола Карповича. Может, это его родственник?»

Владимир шел за карликом, рассматривая чудесное убранство внутреннего сада. На нескольких деревьях он увидел золотых птиц с глазами из драгоценных камней. Судя по шуму, здесь были и живые птицы. Вдруг, среди веток показался длинноногий серый соловей. Он поднял маленькую бурую головку к темному небу и запел такую пронзительную и душевную песню, что Владимир невольно прослезился, вспомнив своих нижегородских певунов. Стукнув когтями гладкую мозаику драгоценного пола, грузно завалившись на бок, к ногам нашего героя спрыгнул тучный павлин. Раскрылся диковинный, разноцветный веер хвоста. Перед глазами Владимира сверкнул огненно перламутровый фейерверк сложного пятнистого рисунка: ярко синие, купоросные круги чередовались с изумрудно зелеными овальными «глазками», переходя в ядовито карминовые соцветия. Покачивая маленькой головой с короной из нескольких перьев, павлин оглушительно вскрикнул, шаркнула когтистая лапка. Через минуту гордый красавец скрылся в густых розовых зарослях.