Книга Падший ангел - Джейн Киддер

Женщины вошли в конюшню, и Линн сняла с крючка на стене уздечку. С плохо скрываемым беспокойством она открыла дверь стойла и осторожно подошла к сивой кобыле.

– Будь умницей, Чили, позволь мне надеть тебе уздечку, – ласково заговорила Линн.

Кобыла настороженно покосилась, попятилась и оскалила зубы. Линн остановилась и умоляюще посмотрела на Элис.

– Видишь, какая она вредная?

– Не показывай ей, что ты ее боишься, – посоветовала Элис. – Иначе она никогда не даст себя оседлать.

Линн медлила, не решаясь взнуздать лошадь. Наконец она призналась:

– Но я и вправду ее боюсь!

– Возьми Колина, пожалуйста, – заходя в стойло и передавая ребенка подруге, сказала Элис. – Я оседлаю Чили сама. Она должна сразу почувствовать твердую руку.

Линн с облегчением отдала Элис уздечку, и молодая женщина уверенно подошла к лошади. Кобыла попятилась. Косясь на Элис, она снова оскалила большие желтые зубы.

– Только попробуй укусить меня, старая кляча, и ты пожалеешь, – предупредила Элис негромким и ровным голосом, в котором слышались твердость и решительность.

Лошадь беспокойно запряла ушами, но с места не сдвинулась.

– Так-то лучше, – одобрила Элис.

Она уверенно перекинула ремешок уздечки через уши лошади и затянула его внизу.

– Вот у-ум-ни-ца, – проговорила женщина, подошла к задней стенке стойла и сняла с крюка седло. – Хорошо, теперь это.

Одним уверенным движением она оседлала лошадь, и, хотя Чили опять злобно покосилась на Элис, лягаться кобыла не стала.

– По-моему, мы с ней поладим, – повернувшись к Линн, сказала Элис. – Ей просто нужна твердая рука.

– Она подлая старуха, – возразила Линн, качая головой. – Не знаю, зачем я ее держу. Наверное, только потому, что она приносит отличных жеребят.

– Она сейчас…

– Нет-нет. В этом году – нет. Мне надоели эти хлопоты, – ответила Линн.

Элис кивнула и медленно затянула подпругу. Чили сердито повернула голову, чувствуя тугой ремень у себя под брюхом.

– Осторожно, она тебя укусит! – опять забеспокоилась Линн.

– Пусть только попробует, – строго проговорила Элис, наблюдая за лошадью.

Кобыла, словно поняв ее предупреждение, больше не пыталась сопротивляться. Она покорилась Элис и послушно вышла за ней во двор.

– Видишь? – с гордостью сказала Элис, вешая на луку седла старый ранец Джо. – Она уже поняла, кто тут главный.

Подобрав платье, она приготовилась сесть в седло. Чили беспокойно переступила с ноги на ногу, не давая наезднице вставить ногу в стремя. Резко дернув за поводья, Элис усмирила лошадь. Оказавшись в седле, женщина наклонилась и поправила стремена, потом потянулась за Колином.

– Спасибо, Линн, – сказала она, изо всех сил стараясь сдержать слезы, которые навернулись у нее на глаза при виде расстроенной подруги. – Я очень благодарна тебе за помощь!

– Будь осторожна, прошу тебя. – Линн улыбнулась сквозь слезы.

– Не беспокойся обо мне, дорогая. Я напишу тебе, как только узнаю адрес тетушки Нелли, – пообещала Элис и развернула лошадь. Она медленно ехала по двору, не оглядываясь, когда услышала голос Линн.

– Постой, Элис, возьми это, пожалуйста! – крикнула Линн, подбегая и протягивая подруге большую золотую монету.

Элис с удивлением воззрилась на монету.

– Ты всегда носишь двадцатидолларовые золотые монеты в ночной рубашке?

– Ну что ты, – улыбнулась Линн. – Но одну я всегда ношу в туфле.

На мгновение глаза женщин встретились.

– Ты настоящая подруга, Линн, – тихо сказала Элис. – Я благодарна тебе за то, что ты поняла меня.

Линн вдруг громко разрыдалась.

– Я люблю тебя, Элис. Пожалуйста, будь осторожна! – прошептала она.

Сдерживая слезы, готовые покатиться у нее по щекам, Элис поспешно повернула лошадь, пнула ее каблуком и пустила рысью. Больше она не оглянулась.

* * *

Натан с трудом разлепил веки и тут же снова зажмурился. Солнечный свет, бивший ему в лицо из маленького оконца, больно резанул по воспаленным глазам. В висках застучало, и Натан подумал, что, пожалуй, сейчас умрет. Боже, как же ему было плохо! Впрочем, чему тут удивляться? Мало того, что он лег далеко за полночь, так еще и накачался перед сном отвратительным местным виски. Пошарив в сене и нащупав рядом с собой пустую бутылку из-под этого пойла, Натан с отвращением запустил ею в стену сарая.

– Паршивый самогон, – скривился рейнджер. – И когда я научусь держаться подальше от дешевого виски?

Натан со стоном повалился на спину, прикрыв рукой покрасневшие глаза.

– Черт бы ее побрал, – проговорил он. – Это же надо – так надраться! И из-за чего?! Из-за ослиного упрямства глупой бабы!

В этот миг в соседнем стойле душераздирающе замычала дойная корова. Натан заткнул руками уши и испепелил несчастную скотину взглядом.

– Тебя еще тут только не хватало! – проворчал рейнджер. – Ну чего тебе? Тебя что, не подоили?

Приподнявшись на локте, он пригляделся к жалобно мычащей корове повнимательнее.

– Да будь я проклят! Тебя еще не доили! А сколько же сейчас времени?

Перекатившись на бок, Натан дотянулся до кармана, достал часы и долго смотрел на них, пытаясь сфокусировать взгляд на черных стрелках. Наконец титанические усилия Натана увенчались успехом.

– Господи! Девять часов!

Натан с трудом сел, протер кулаками глаза и попытался нащупать босой ногой свои башмаки.

– Что это она вытворяет? – бормотал он. – Решила не доить тебя из-за того, что злится на меня?

Он нагнулся и ухватил один башмак, громко застонав при этом от головной боли.

– Прошу тебя, господи! – взмолился Натан. – Избавь меня от этой муки, а я обещаю тебе больше никогда не брать в рот ни капли этой дряни! Никогда!

Кое-как Натан всунул ноги в башмаки и вышел во двор. Рейнджеру показалось, что жаркое июльское солнце безжалостно обрушило ему на голову огромный раскаленный молот. Натан почувствовал, что сейчас его вывернет наизнанку. Он несколько раз глубоко вздохнул, и тошнота постепенно отступила. Взобравшись на крыльцо, Натан привалился к двери и слабым голосом позвал:

– Элис? Элис, пойди подои свою корову. – Так и не дождавшись ответа, он снова заговорил: – Элис? Я же знаю, что ты там. Тебе надо подоить корову. Она мычит как сумасшедшая.

Элис по-прежнему не отвечала, и тогда Натан попробовал открыть дверь. Она была не заперта. Он вошел в дом и огляделся.