Книга ТАСС не уполномочен заявить… - Александра Стрельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Аристарх вошел в комнату, Лариса в задумчивости держала пачку сигарет и зажигалку.
— Мне курить так хочется после кофе, — сказала она, делая усилие над собой. — А я родителям давно обещала „завязать“…
— Ну, Ларушка, зачем? — осторожно придерживая пачку сигарет в своей большой руке, сказал Аристарх. — А давай перебьем это сейчас ложечкой меда?
И он налил сначала полбокала минералки, а затем зачерпнул маленькую ложечку меда и поднес к ее губкам.
— А ты знаешь, почему медовый месяц так называется? — спросил он, понимая, что надо как-то срочно отвлечь ее мысли от курения.
— Ну, понятно, первый месяц молодоженов после свадьбы и всё такое…
— Вот что делает с нами цивилизация, — улыбнулся мужчина. — Конечно, с одной стороны — это так. Но пошло само название на Руси от того, что молодым на свадьбу принято было дарить бочонок меда килограммов так в десять, и они должны были съесть его за этот месяц…
И видя, что Лариса сделала удивленные глаза, продолжил начатую тему.
— Да, да. Ведь тогда люди жили совсем по другим ритмам, — сказал Аристарх, понимая, что экскурс в историю надо сымпровизировать так, чтобы он замкнулся конкретно на них. — Как говорится, делу — время, потехе — час. За этот месяц молодые жены должны были забеременеть. А витаминов, в нашем сегодняшнем понимании тогда не было. Но мед — это такой уникальный продукт. В нем чего только не содержится полезного. Считалось, что дети, зачатые в то время, когда их будущие родители поедают этот бочонок меда, будут самыми здоровыми и красивыми…
(„Молодец, психотерапевт. Дуй дальше. Ты теперь еще и нарколог“.)
— Как интересно. Первый раз об этом слышу, — искренне призналась Лариса.
— А молодая жена должна была каждый вечер перед сном не забыть дать мужу столовую ложку меду, ну, в общем, понятно зачем… — И добавил, как бы, между прочим, — я столько меда этого поел в своей жизни, особенно, на тренировках и соревнованиях, чтобы восстановить силы…
И замолчал выжидающе. Он сидел в голубом халате перед Ларисой. А она в своем розовом одеянии лежала под пододеяльником.
— Арис, — она дотронулась до его руки, — теперь я буду кормить тебя медом, и не обязательно только вечером, — добавила она после небольшой паузы. — И не только столовую ложку. Можно, наверное, и две?
— По-моему, — я оброс, как ты думаешь? — спросил он вдруг у Ларисы, — дотрагиваясь до своего лица. — Может, мне побриться?
— Может быть, я не знаю, — ответила она в явной растерянности.
— Пожалуй, я, всё же, побреюсь, — сказал молодой супруг, поднимаясь и направляясь в ванную комнату.
Он остановился перед зеркалом.
— Это что сейчас было? Или мне показалось? Короче, давай быстрей брейся. Принимай душ. И скидывай свой махровый балдахон. И потяни время. Продержись, сколько сможешь.
— Такой яркий этот дневной свет, прикрой немного шторы, — попросила Лариса Аристарха, возвратившегося в спальню.
Когда он закрывал штору, халат его нечаянно распахнулся (?) и Лариса подумала, как же красив и силен ее муж.
— Я думаю, нам сейчас не помешало бы немного отдохнуть, поспать, как думаешь? — сказал он с замиранием сердца.
— Конечно, конечно, — согласилась она и вздохнула.
И мужчина услышал в этом вздохе отложенное ожидание.
„Замри и терпи“, — приказал себе Аристарх.
И могло показаться, что он действительно дремлет.
Лариса же, напротив, совершенно не могла уснуть, крутилась-вертелась, периодически вздыхала, даже не замечая этого.
„Жди“, — приказал себе мужчина.
Он тоже вдруг ощутил, что его связывает с ней, словно, крепкий обруч, в центре которого они находятся. Некое кольцо, сотканное из энергетики любви. И сила эта по закону сохранения энергии никуда исчезнуть не могла. Она просто, как бы, перелилась из одного сосуда в другой и закипала теперь уже в этом, втором сосуде, любовным напитком.
Мужчина, лежавший вполоборота с закрытыми глазами, закусил губу и задержал дыхание.
Наконец, Лариса, всё же, не выдержала и дотронулась до его руки.
— Арис, ты спишь? — и поцеловала его в могучее плечо.
— Уже нет, — и он развернулся на спину.
— Извини, что тебя разбудила…
— Ничего страшного, я всего лишь дремал…
(„Ой, не могу, я этого не вынесу!“)
— А я хотела спросить, вернее, предложить, может, ты хочешь… меда?
— Меда? Да пока, вроде, нет…
(„Ну, ты и наглец!“)
— Может быть, это ты хочешь меда? — любезно спросил Аристарх.
— Тоже пока нет. Я хочу, — и Лариса, вздохнув, положила голову ему на плечо. Я хочу…
А потом наклонилась к уху и произнесла, как некий пароль: „и завтра утром тоже“, только сейчас…»
(«Сказала! Сама! Неужели!»)
Он весь содрогнулся от услышанных слов, склоняясь над ее лицом.
— Арис, ты такой сильный и красивый, — Лариса тихонько вздохнула.
— Как воин Эллады?
— Да. И еще — такой нежный и деликатный… И я так хочу опять слышать слова, которые ты мне говорил ночью…
— Так ты же спала?
— Да, правда, спала, но что-то же я слышала…
Молодой супруг был на вершине блаженства. О ласке просила его любимая жена.
— Арис, Арис… Обними меня крепче, пожалуйста… Еще крепче…
— Ты — мое сокровище. Ты — моя королева. Желанная, медовая…
— Арис, ты…
Он закрыл ее рот своими поцелуями. Она задыхалась.
— Я твой муж?
— Да, Арис, мой…
— Да, Арис, муж…
— Скажи, что ты — моя жена…
— Да, Арис, — она задыхалась, — я…
— Арис, твоя…
— Арис, жена…
— Тебе нравится быть моей женой?
— Очень. Мне так хорошо, Арис, так хорошо… Ой, я пропала, ой…
* * *
Аристарх проснулся первым. Сколько он спал? Часа два? Впрочем, счастливые часов не наблюдают. Было сейчас три часа пополудни или семь вечера — значения не имело. Лариса спала, прижавшись к его плечу.
«Невероятно, — подумал он, вспоминая свои недавние страхи. — Значит, он всё сделал правильно? Но каких мучений ему это стоило вчера… Если честно, он еще до свадьбы с замиранием сердца думал, сколько времени ему придется ее завоевывать — год, полгода? Да хоть сколько! Но то, что произошло пару часов назад… Возможно ли это? Возможно ли такое осязаемое счастье? Как она к нему тянулась вся, как крепко обнимала, как нежно называла Арисом. А про ванную напрочь забыла. Он думал, вот сейчас подскочит, побежит… Какое там, не хотела даже его отпускать, прижалась к нему крепко и уснула… Да, Аристарх, при такой твоей неуемности и ее пылкости (о, блаженство!) вам в форточку ветром быстро надует…»