Книга Большой футбол Господень - Михаил Чулаки

– Ладно идите, устал Я, – махнул Он рукой.

Когда Наталья пришла в спальню почесать ему пятки и удостоиться иных милостей к своей женской природе, Он приказал:

– Волосы-то распусти.

Она поспешно вытряхнула все шпильки из прически.

– Ну-ка… Не хватает даже, чтобы грудь прикрыть. Волосы ты теперь расти, понятно? Когда отрастут ниже груди, будет тебе и Мише первое прощение. А когда отрастут так, чтобы вместо накидки всю тебя прикрыть, тогда выйдет прощение полное. Расти волосы и надейся. Тогда и будешь ходить, прикрытая одной своей власяницей.

Много раз слышал Дионисий это слово, но не понимал, что оно означает, а теперь понял! Не дуры были монашки, когда ходили во власяницах, одними, значит, волосами прикрываясь.

А пряди волос расходятся при ходьбе и наклонах – как длинные разрезы на платьи.

* * *

Господствующее Божество вовсе не задумывалось, стоит ли прощать или не прощать самых злобных представителей всевозможных планетянских племен. Самый вопрос этот бессмысленный, поскольку прощение или непрощение совершается только прижизненно, и это решают все прочие планетяне совместно или по одиночке – а Оно отнюдь не вмешивается. Наивные же мечты о рае, аде и воздаянии служат лишь к утешению толпы и прокормлению всевозможных жрецов, объявляющих себя толкователями Воли Божией.

Другое дело, что достойно удивления, как долго мелкие планетяне терпят своих злодеев. И с каким упорством те же жрецы обещают всепрощение не больше и не меньше как от Его имени. Иногда даже возникает подозрение, что злодеи вызывают в толпе восхищение и зависть, как олицетворения свободы и силы, недоступной большинству мелких планетян. Такое же подозрение вызывает и прямой культ Сатаны, сохраняющийся на многих планетах.

Господствующее Божество просто не было бы достойно Своего титула, если бы одновременно существовал равный Ему по силам враг – этот самый Сатана. Да Оно попросту не может Себе и представить, как бы Оно существовало, постоянно имея рядом злобного врага. Подобное существование было бы так же ужасно, как существование любого малого планетянина, который всегда живет под угрозой, что настигнет его где-нибудь в подворотне безжалостный убийца. И как они живут с таким вечным страхом?! Господствующее Божество просто не выдержало бы непрерывного напряжения, Ему страх неведом, как неведома и боль – и Оно бы не могло перенести ни страха, ни боли. Ведь Оно совсем изнеженно и беззащитно, не ведая за всю Свою долгую вечность ни малейшей борьбы и лишений.

* * *

От самого чердачного происшествия Левон пребывал в победительном настроении. Уверенность в себе – великая вещь, быть может, самая главная в жизни, всё остальное – немедленно прилагается: успех, любовь, деньги, слава. Ему задали экзамен на мужчину, на бойца, и он экзамен выдержал!

В школе его и раньше уважали, а теперь инстинктивно зауважали вдвойне, хотя никому он не рассказывал, естественно, как убивал подопытных бомжей. Иногда очень хотелось похвастаться – Галочке, например. Но сдерживался. И не потому что боялся: Галочка не заложит ментам! Но она могла не понять, могла переспросить презрительно: «Ну и что? Там же не десантники окопались, а жалкие бродяги». Она могла не понять, что на чердаке Левон не просто проверил на бомжах свою технику – он преступил глупую условность, он доказал себе, что имеет право отнять у бродяги ненужную жизнь!

В школе проходили «Преступление и наказание», училка как всегда твердила, какой гениальный классик написал такое – Достоевский в данном конкретном случае. Левону сразу не понравилось – ну прежде всего, потому что невыносимо длинно и скучно, хотя училка заискивающе намекала, что проходить им предстоит самый настоящий детектив. Да последняя Маринина пишет в сто раз лучше, не говоря уж о Чейзе! Но, преодолев скуку, Левон все-таки дочитал до морали: этот жалкий Родя раскаялся, согласился, что его жизнь ничуть не ценнее, чем жизнь никому не нужной противной старухи. Мучился совестью, ночей не спал и обрадовался каторге как единственному средству от бессонницы. Уже тогда Левон решительно не поверил.

Теперь же он мог бы заявить абсолютно авторитетно, если бы захотел, что Достоевский действительно наврал: ведь Левон тоже не дегенерат, не наркоман, изломанный до полного отупения; нет же, он – мальчик из вполне культурной семьи, и вот избавил город и мир от пары спившихся бомжей, после чего не почувствовал никаких неудобств со стороны совести. Гордость он испытал, и только гордость!

После уроков народ толпился перед вешалкой. Малыши орали и кидались ранцами, старшие солидно доставали сигареты, чтобы закурить прямо за дверями – там где кончается территория школы и начинается свободная жизнь.

Показалась Галочка, и Левон притянул её за руку с полной непринужденностью:

– Секешь? Народ физдит, что наш Мезень с мертвой бабой гребётся.

Галочка привыкла к собственному словарю Левона и находила его вполне приличным и даже остроумным: ведь он ни одного такого слова прямо не произносит. Другим бы мальчишкам поучиться.

– Заливает, – честно защитила она Дениса. – Я у него была, вокруг него там живых телок много. А выставил он эту нетленку для понта.

– Давай сходим вместе. Прикол какой-нибудь придумаем. Тоже нашёлся: гибрид Будды с Иудой!

Он не дождался ответа Галочки, потому что кто-то дернул его за рукав. Левон повернулся – это оказался Стас Викинг. Прежде Стас никогда не был замечен здесь в школе.

Левон успел ревниво заметить, что Галочка уставилась в красивого Стаса.

– Отойдем.

Они сделали два шага в сторону. Теперь никого не было рядом кроме барахтавшейся в ногах малышни – эти молекулы никогда не устают и не останавливаются.

– Колян сказал прийти сегодня в шесть.

Левон пожал плечами.

– Да я, вроде, занят.

– Колян оч-чень сказал.

Действительно, очень, если Стас заявился лично. И тут же слинял.

– Какие у тебя, Левончик, друзья красивые, – сказала Галочка.

Она влюблена в Серёжу, конечно, так что забыла даже Рема, но все равно может заметить и других клевых мальчиков. Имеет полное право.

Левон будто бы прочитал её мысли, предложил насмешливо:

– Имеешь полное моральное и физическое право с ним познакомиться.

Но идти к Денису больше не приглашал: придётся вместо этого пойти послушать, чего нужно Коляну.

В шесть он пришел как было сказано. Все уже были на месте – восемь человек. Ваня Морький радостно сплюнул:

– Слышно, пойдем чичмеков мочить!

Левон пожал плечами: экзамен он, вроде бы, сдал, а работать по вызову, вроде бы, не нанимался.

К народу вышел сам мэтр Акиро, почтительно сопровождаемый Коляном.

– Наша спайка, проверенная жизнью, не кончается, – сказал мэтр. – Она не прервется никогда. Боевые искусства рождают настоящих мужчин, настоящие мужчины крепки в дружбе. Воин должен уметь повелевать и уметь повиноваться. Я в вас верю и за вас поручился. Подробности вам добавит Колян.