Книга Зачем? - Елена Черникова

- Ох, да что уж теперь!.. Не секрет. Ой, хоть бы не улетела! Про любовь мы, Васенька, про любовь беседовали. Ты ещё не знаешь таких дел, а в моём возрасте про такую любовь даже побеседовать - подарок! - Дуня погладила свою птицу, скромно помалкивавшую на плече хозяйки.

- То есть про телесную, к мужчине? - уточнил вундеркинд.

- К мужчинам. Многим. Я словно... ой, да ты меня не путай, тебе рано про такое! - отмахнулась зардевшаяся Дуня.

- Да нет, нормально, - успокоил её Васька. - Я же всё могу узнать, увидеть, услышать, если захочу. Это я так, из деликатности спросил вслух.

Пока бессмертные трепались про любовь в деревенском доме под Костромой, смертные выступали про погоду по московскому телевизору, обещали такой же ливень.

- Неправда, - обронил Васька, прослушав прогноз. - Будет солнечно. По меньшей мере полдня.

- Ты и про погоду знаешь? - восхитилась Дуня.

- Я знаю, что минут через пятнадцать нам уходить надо. То есть лучше сначала ногами, а лететь только в крайнем случае, - вслушиваясь в себя, вещал Васька.

- Да, - тихонько подтвердила его прозрачная подруга. - Но я полечу сама, без вас. Так надо.

Иван Иванович с мукой всего сердца посмотрел на неё, душу Марии: любовь пронизывала каждую молекулу его существа, томление, надежда, отчаяние - всё соединилось и спеклось, и больно было до духоты. Никогда ещё не любил он свою жену так полно, счастливо и безнадежно. Только теперь, когда он узнал, что другой человек на самом деле свободен, как птица, - только теперь он что-то понял в любви. Понимание пробиралось в него с хрустом, с чудовищным нажимом на все его былые мнения, на всё устоявшееся, мирское, обычное. Он с негодованием вспомнил, что долго-долго был важной птицей; теперь он вспомнил это своё многолетнее чувство: я - учёный, ты - жена, я - человек, ты - женщина. Раньше это было безотчётно, как само собой. Наверняка и Мария чувствовала его высокомерие, не проявлявшееся ни в чём, кроме деталей быта и покровительственных взглядов. И она подыгрывала ему в этом: прикидывалась директором очень учёного института, всячески подчёркивая свои организаторские способности и подшучивая над научными. Она была ему хорошей, самоотверженной женой, а он принимал это как должное, потому что гордился собой, в своей науке продвинутым и великим. Какой же путь надо было, оказывается, пройти, чтобы из-под окаменелостей предрассудков выбить каплю живой воды, полюбить ближнего, как самого себя! О Боже! Какое постыдное опоздание!

- Ты чувствуешь, что я чувствую? - робко спросил он у птицы.

- Да...

Она вдруг встрепенулась вся, вытянула шею, посмотрела по сторонам, словно выбирая путь, взмахнула прозрачно-перламутровыми крылами, вылетела через окно и исчезла в толще ливневой тучи.

- Потерпи, сынок. - Иван Иванович погладил сына по опустевшему плечу. - Я думаю, и ты узнал любовь, и тоже сначала было больно, да?

- Да, - вздохнул Васька. - Я теперь с наслаждением говорю ей мама... Даже представить нельзя, какими болванами, пнями бесчувственными, вообще дубьём были мы всего какой-то год назад!

- Не то слово, - вдруг подала голос зелёная птица, самая молчаливая. Она вообще несколько дней не говорила. Только дремала или чистила изумрудные пёрышки.

- Ну давай же, признавайся наконец: ты-то кто такая? - нетерпеливо воскликнул Васька. - Ты полетишь с нами? И вообще - что ты означаешь?

- Я - душа Михаила, учёного, который придумал препарат бессмертия... - шёпотом призналась птица и перелетела с плеча Ивана Ивановича на верхнюю деку больших настенных часов.

Васька с отцом рванулись к её нежной шейке, но, опомнившись, опустили сжатые кулаки.

- Понятно, почему ты на мне сидела, - сказал Ужов. - Меня ж в бумаги записали как изобретателя. Коллега! Оказывается, вот кто виноват. А я тебя поначалу совсем не раскусил!

- Я в худшем положении, чем вы оба, не беспокойся! - утешила Ужовых изумрудная красавица. - Меня уже совсем нету на Земле. Я выпил антивакцину...

- Так она всё-таки есть? - громко закричали все. Даже Федька прибежал с работы, с вопросом на лице.

- Была. Я всё выпил - и растворился в воздухе. В вашей московской квартире. Извините. Я хотел вам помочь, но не успел. Всё перепутал. Ну как мне выпросить у вас прощение?! - Птица, похоже, говорила искренне.

- Рецепт помнишь? - строго спросил Иван Иванович.

Молчание.

- Говори, зелень! - заорал Васька.

- Помню, - еле слышно ответила птица. - Но это бесполезное знание. Без уникальной лаборатории нашего института сделать нельзя ни вакцину, ни антивакцину. Я хотел поговорить с Марией Ионовной... когда был жив. Но не успел. Она хотела найти лабораторию, пригрозила Аристарху... но тоже не успела. Вы ведь знаете, как её... ужасно... поймали?

- Знаю, знаю! - кричал на птицу Васька. - Но только потому знаю, что у меня дальновидение открылось, пропади оно пропадом! Что теперь делать-то? Сфантазируй ещё что-нибудь, гений хренов!

- Я не могу. Я теперь безмозглая сущность, неприкаянная. У меня мозг умер вместе с телом... Я распадусь на бессмысленные части, это очень скоро. Но вы - могущественны. У вас ещё есть время исправить дело. Летите в Москву. Там что-то начинается, - печально говорила, сидя на часах, зелёная с фиолетовыми перышками на шейке сущность бывшего Михаила, бывшей птицы, бывшая видимой - и вдруг стала невидимой. Растворилась.

- Господи! - Дуня принялась крестится. - Куда она делась? В часы?

- Ага, вместо кукушки будет! - Васькина ярость.

- В какие-нибудь демоны подался, - резюме Ивана Ивановича.

Дуня прижала к себе покрепче свою красную птицу, Федька потянулся к своей синей. Но синяя птица, хлопнув его крылом по шее, погрозила, как несмышлёнышу, забывшему вымыть руки перед едой:

- С тобой, Фёдор, на все века всё ясно. Восстанавливай флору Земли до первозданности, помнишь свой урок? То-то же. Марш на двор! Я буду посещать тебя и принимать работу. - И она улетела. Скорее всего за новым красным вином.

Ужовы, Дуня, Фёдор и приумолкнувшая красная птица сели за стол. Ужовым предстоял неведомый путь. Дуня поминутно вздрагивала, горестная, пресыщенная впечатлениями. Долго молчали.

Фёдор принял красного вина, заготовленного ему синей птицей для важной работы, и пошёл к двери. Остановившись в проёме, он обернулся и сказал Ваське:

- Никогда не пьянствуй! А то заставят чего похуже, чем мне. Например, восстанавливать фауну... - И отправился на трудовую уриновахту.

- Хороший у тебя муж, Дунечка, - сказал Иван Иванович немного погодя. - С юмором.

- Да, Иван Иванович, - безучастно отозвалась Дуня. - Вам пора. Давайте я вас поцелую, ребятки! Вы уж там как-нибудь спасите, пожалуйста, человечество от этой заразы...

Ужовы обняли Дуню и вежливо погладили её птицу, которая продолжала таинственно помалкивать и почему-то никуда не рвалась. Васька обошёл комнаты, попрощался с каждым уголком, с каждым горшком, с цветами, с часами, с сундуком, на котором спал все эти дни. Иван Иванович следил за сыном и ждал какого-то сигнала. По всему выходило, что они уже давно должны быть в походе и в полёте, но они ещё здесь. Почему-то.